Белоснежка: Демон под кожей. Наталья Евгеньевна Масальская
она с трудом могла представить его любящим мужем и отцом, сажающим себе на колени маленького сына. Поль, наверное, прав, так нельзя жить: постоянно контролировать себя. Либо он что-то скрывает, либо эта холодность призвана оградить его от ненужного внимания. Но, глядя на этот роскошный дом, в котором чувствовались энергия, живость и свобода, она сомневалась, что дело только в защите личного пространства.
«Что, интересно, он за всем этим прячет?» – эта мысль определенно возбуждала.
Он – контроль и власть как таковые. Его не переделать, сложно удивить и немыслимо ослушаться. Ведь он всегда прав. Но что-что, а колебать устои и возвращать загрубелой коже детскую чувствительность она умела. Лучше сказать так – любила. И этот половозрелый самец с волчьим взглядом и несгибаемой осанкой вполне для этого подходил.
«Черт возьми, высокий лоб, надменный взгляд и неприступная линия губ совсем лишили тебя сна, дорогуша».
Она откинула край одеяла и опустила ноги на пол, размышляя, где убить бессонницу. Та не собиралась считать глупых овец, а норовила перерасти в составление плана действий по завоеванию незыблемой твердыни, и Милен всеми силами пыталась этому помешать. Она знала, если даст шанс фантазии, ее желания потом сложно будет обуздать.
«Может, в сад пойти прогуляться, заодно мозги проветрить? Или сходить поесть? – размышляла она. – Кстати, отличная мысль».
Мила накинула на плечи шелковый пеньюар и выскользнула из комнаты.
Употребление пищи ночью было для нее чем-то вроде высшего проявления свободы. Такую дерзость она могла позволить себе только под покровом темноты.
В узком коридоре, увешанном картинами в массивных золоченых рамах, царил все тот же полумрак, что и днем. Его освещали только настольные лампы с широкими атласными абажурами и длинной стеклярусной бахромой, стоящие на деревянных консолях вдоль стен, придавая пространству довольно интимный вид.
Сбежав вниз по лестнице, она оказалась перед дверью в кухню, которая представляла собой просторное помещение с массивным столом в центре. Свет она решила не включать, дабы не накликать муки совести и, воровски приоткрыв холодильник, окинула быстрым взглядом предлагаемые кулинарные изыски. С ужина остался цыпленок и немного овощей. Но кто станет есть эту гадость ночью. Ночь для чего-нибудь более запретного. Протянув руку, она взяла банку арахисового масла и устроилась с ней за столом, ближе к окну. Ей нравилось наблюдать, как лунный свет белесой лужей разливается по деревянной столешнице и ее открытым коленям.
Зачерпнув достаточно ароматной пасты, чтобы чувствовать себя до безобразия неприличной, она отправила ложку в рот. Не успела Мила насладиться вопиющим нарушением правил чопорных хозяев, как в коридоре послышались тихие шаги.
Мистер Бушéми вошел в кухню и остановился на пороге, в изумлении глядя на открывшуюся картину. Видимо, он забыл о посторонних в доме и теперь быстро пытался вернуть себе самообладание.
– Доброй ночи. Тоже не спится?
Не глядя на Милен, которая застыла с ложкой во рту,