Номенклатор. Книга первая. Игорь Сотников
мысли и он одёргивается от своего осмотра Намидия, переведя свой взгляд в ту сторону, откуда до него донёсся этот голос.
Ну а там, откуда до Аверьяна донёсся этот голос, стоял небольшого роста человек объёмного в животе и лице образа, кто незатейливым в своём простодушии взглядом своих удивительно живых глаз, с интересом и любопытством смотрел на него. А при виде такого занимательного на себя простодушия, Аверьян не сразу и сообразил, как себя в отношении такого вмешательства в свои дела вести.
И так бы Аверьян ещё некоторое время заблуждался насчёт того, как на всё это реагировать, если бы не вышедший вперёд мангон, поспешивший объяснить Аверьяну на кого ему не стоит нисколько обращать своего внимания. – Это мой раб Этоʹт, дурень из дурней. Что услышит, увидит или в голову ему придёт, то на чистом глазу, без зазрения совести, как есть и говорит. – Делает пояснение мангон.
– Это всё я вижу. – Говорит Аверьян. – Вот только я не вижу твоего усердия мангон в деле приведения в порядок и смирение своего расхрабрившегося сверх меры раба.
На что у мангона есть что ответить, в чём можно было, в общем, и не сомневаться.
– Всё бесполезно, – со вздохом говорит мангон, – не выбить ни в какую из него всю эту дурь, с коей он живёт в своей своевольной голове. – А у Аверьяна на этот счёт имеются вполне разумные и конструктивные предложения.
– А ты не пробовал щипцами или через колено прикусить ему язык. – Предлагает действенные меры Аверьян, не понаслышке знающий, сколько сложностей в твою жизнь приносит вот такой человек, со своим умом, мыслями и невоздержанными и всё примечающими взглядами, кои он не считает нужным при себе держать и вокруг себя с огромной скоростью распространяет.
– Слишком дорого он мне обошёлся, чтобы его лишать того единственного, за что он ценен. – С прискорбием за такое своё сложное положение, в которое он попал в результате своего попустительства при приобретении Этоʹта (обещали одно, а получил он совсем другое), пожаловался мангон на свою трудную судьбу работорговца. Кого никто и за человека не считает, и все так и норовят ущемить его гражданские права, коих и так нет в полной мере, и тогда можно ему дать по шее, отдавить ноги, и что главное, недоплатить за его товар.
И всю эту хитрость в мангоне отлично видит Аверьян, теперь точно убедившись в том, какой ловкач на хитрость мангон, решивший его тут обдурить насчёт этого своего раба, кто, конечно, не воздержан на свой язык сверх меры, дерзок во взгляде, но что-то подсказывает Аверьяну, что у него в голове не больше дурных мыслей и глупостей, нежели у мангона. И Аверьян, оттеснив собой в сторону мангона, обращается с вопросом к его рабу, Этоʹту.
– Вижу, что твоя ненасытность в деле пищеварения нисколько не пострадала в этом твоём подневольном положении. – Говорит Аверьян, кивая в сторону выдающегося вообще, а также вперёд, живота Этоʹта. – Из чего прямо напрашивается вывод, что твой хозяин заботлив к тебе в своём обращении.