Гроздь рябиновых ягод. Елена Чумакова
почесал затылок:
– Ну… что ж, прощевайте, коли так, – и, потоптавшись на пороге, тоже вышел вон.
Глава 2. Отцовское поучение
Солнечный луч, пробившийся в щель между досками сарая, дополз до русой головки спящей на земляном полу Насти. Где-то совсем рядом заквохтала курица, захлопала крыльями. Девушка открыла глаза. Минуту наблюдала за пляшущими в луче света золотистыми пылинками. Окончательно проснувшись, села и тут же застонала от боли. Сильно ныла спина. Сквозь порванную на плече рубаху багровел след от вожжей.
Впервые испробовала Настя отцовский гнев на себе. До этого случая ну разве что отшлепает Павел Яковлевич слегка свою любимицу по мягкому месту, да и то редко. Росла Настенька трудолюбивой, сноровистой, неперечливой, главной помощницей в семье, была нянькой для младших и отцу, сельскому портному, помощницей. Павел Яковлевич, радея о будущем дочки, радовался, что все складывается, как задумывали они с Евдокией, когда Настенька с Егоркой еще под столом с чурочками играли. Потому таким неожиданным для него был ее решительный отказ подчиниться родительской воле.
– Да в чем дело-то, с чего ты взбрыкнула? Не чужим людям тебя отдаю, ты ж Егора с малолетства знаешь! Марфа, крестная твоя, к тебе как к дочке относится.
– Нелюб он мне, замуж за него не пойду, – упрямо твердила дочь, – на Акулине пускай женится, она давно с Егора глаз не сводит.
– Постой, может, и ты с кого глаз не сводишь? – догадался отец.
Настя еще ниже опустила голову, теребя сарафан.
– И кто ж это тебе в душу запал?
– Георгий, гармонист… – чуть слышно промолвила дочь.
– Халевин? Этот босяк с гармошкой?! Да он же сирота бездомный! Сам у родственников из милости живет! – отец аж задохнулся от возмущения. – Куда ж он тебя приведет? Али ко мне в примаки нацелился? Так мне такой не надобен, без его гармошки обойдусь. Дуреха, своей головы не имеешь, на родительскую уповай! Как я сказал, так и будет!
– За Егора не пойду, другого люблю, – вскочила с лавки дочь.
– Пойдешь, еще мне в ножки поклонишься! Я те покажу, как за моей спиной женихаться! – отец сорвал со стены вожжи.
Услышав отчаянные крики Насти, в горницу вбежала Татьяна, кинулась между мужем и падчерицей:
– Стой, Паша, стой! Охолонись, запорешь девку! В сарай ее запрем и будет с нее, посидит – одумается.
Отец, весь красный, швырнул вожжи в угол, схватил дочь за косу и поволок в сарай.
– Через неделю свадьба. А пока здесь посидишь, мать вспомнишь, ее воля была за Егора тебя отдать.
Павел Яковлевич толкнул дочь внутрь, запер дверь. Сам в изнеможении опустился на крыльцо. Руки его дрожали, голова гудела. Испуганная Татьяна принесла мужу ковшик кваса, присела рядом. Никогда она не видела его таким. Павел не был ни драчливым, ни гневливым, но никто и не испытывал его терпения в семье. Он хозяин, кормилец своей большой семьи, и потому его слово было законом в доме.
Под