Индивидуальная непереносимость. Вадим Россик
здания, узкая проезжая часть, газоны с пучками пока бурой травы, старые тополя, щербатые тротуары. Вокруг никого. Ан нет! Есть тут люди. Какой-то мужик мочится у стены. Сворачиваю в совсем уж глухой переулок. Ну вот и кафе. Одноэтажный пристрой. Окна забраны решётками. Стены покрыты подростковыми граффити. Над железной дверью вывеска: «Время». Я не помню это заведение, никогда его не видел. Впрочем, вполне возможно, что его здесь раньше и не было. Вместо кафе на этом месте мог находиться магазин, швейное ателье, какая-нибудь контора или даже общественный туалет. Но всё течёт, всё меняется. Капитализм.
Оттягиваю тугую дверь, вхожу. Полутёмное помещение. Пахнет сигаретами, кофе, едой быстрого приготовления и безбрачием. За стойкой женщина с трудноописуемой внешностью из-за странного макияжа кренится наподобие Пизанской башни. Этот макияж выдаёт горячее желание покорять мужские сердца, но одновременно доказывает бесплодность этого желания. Ради такой физиономии, похожей на физиономию загримированной для похорон покойницы, мужчины точно не будут брать крепость. Скорее, обороняться до последнего. В глубине несколько столиков. Там сидят посетители, едва различимые в сумраке. Их лиц не распознать. В кафе царит тишина. Мне здесь сразу нравится. По-моему, тишина звучит гораздо приятнее большинства звуков. Её беззвучный голос прекрасен. Прохожу к свободному столику, устраиваюсь на стуле, беру в руки меню. Я не рассчитываю на улиток в лошадином лёгком или петушиный гребень, рубленный со свиной кишкой. Мне бы просто чашечку кофе. С сахаром и сливками. Делаю заказ подошедшей официантке, светленькой девушке с милым застенчивым личиком. Ненакрашенным. Огромные глаза, вздёрнутый носик, острый подбородок, нимб золотых кудрявых волос. Девочка-эльф.
Кофе кажется вполне приличным. Видимо, сегодня работники общепита решили козырнуть качеством. Я не против. Сижу, делаю крошечные глоточки, лениво размышляю, глядя в сумрак. Почему мужчины и женщины не понимают друг друга? Да очень просто. Мы разные виды. Собаки и кошки ведь тоже не понимают друг друга. Женщины – это скорее кошки. Есть привязчивые кошки, а есть гуляющие сами по себе, но все кошки любят, когда их гладят, и все выпускают коготки, когда им что-то не нравится. А мужчины – это собаки. Грубоватые, бесцеремонные, вечно сексуально озабоченные кобели, надоедающие кошкам своей любовью.
Я медленно смакую кофе. Лишённые лиц посетители молчат. Их молчание бродит от столика к столику, как немой попрошайка. Кажется, что здесь никого, кроме меня, нет. Мне вдруг становится тревожно. Что-то в этих людях не то. А может, я просто не могу понять их безмолвную речь? Странное место – кафе «Время».
Словно услышав мои мысли, загримированная покойница за стойкой включает музыку. О, только не это! «Багульник», музыка Шаинского, слова Морозова. Значительная часть моего детства прошла под эту заунывную песню. У нас была маленькая пластинка вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы», и папа гонял её каждый день раз по двадцать. Уходил в себя, как в звуки Глюка. Зимой,