Гонка. Клайв Касслер
его точки зрения, вывода.
– Я знаю, о чем вы думаете, джентльмены: либо я очень смел, поддерживая женщину, либо я дурак. Скажу вам: ни то, ни другое! Не вижу причины, почему бы женщине не выиграть воздушную гонку через всю страну. Чтобы вести летательный аппарат, нужно скорее хладнокровие, чем мышечная сила, а у этой девушки хладнокровия хватит на целый полк.
Исаак Белл спросил:
– Вы говорите о Джозефине Джозефс Фрост?
– Мы не станем использовать фамилию ее мужа, – отрезал Уайтвей. – По причине, которая потрясет вас до глубины души.
– Джозефина Джозефс Фрост? – переспросил Ван Дорн. – Молодая женщина, по чьему самолету на севере штата Нью-Йорк стрелял ее супруг?
– Откуда вы знаете? – ощетинился Уайтвей. – Я не пропустил это в газеты.
– По роду нашей деятельности, – спокойно ответил Ван Дорн, – мы обычно узнаем все раньше вас.
Белл спросил:
– А почему вы не пустили это в газеты?
– Потому что мои журналисты, чтобы повысить интерес к гонке, пишут о Джозефине. Мои газеты печатают заказанную мной песню – называется «Приходи, Джозефина, в мою летающую машину». Портрет Джозефс печатают на нотах, на цилиндрах Эдисона, на крышках пианино, в журналах и на плакатах, чтобы подогреть интерес к исходу гонки.
– Мне казалось, люди и так заинтересованы.
– Если не заводить публику, ей становится скучно, – с презрением ответил Уайтвей. – Лучше всего было бы, если бы половина участников-мужчин разбилась еще до Чикаго.
Белл и Ван Дорн снова переглянулись, и Ван Дорн неодобрительно сказал:
– Вероятно, это ваше заявление не подлежит огласке.
– Естественное прореживание поля приведет к тому, что только лучшие летчики смогут соревноваться с отважной Джозефиной! – и не думая извиняться воскликнул Уайтвей. – Читатели газет – за слабейшего. Идемте! Сами увидите, о чем я говорю.
В сопровождении все увеличивающейся свиты из редакторов, журналистов, юристов и клерков Престон Уайтвей вместе с детективами спустился на два этажа, в отдел оформления – просторный зал окнами на север, заполненный художниками, согнувшимися над досками с рисунками; здесь иллюстрировали события дня.
Белл насчитал более двадцати человек, шедших за издателем; некоторые были с карандашами и ручками в руках, и у всех в глазах паника. Художники пригнули головы и стали рисовать быстрее. Уайтвей щелкнул пальцами. К нему подбежали двое с макетом музыкального раздела.
– Что у вас?
Они показали рисунок: девушка в самолете над полем, на котором пасутся коровы.
– Летунья с фермы.
– Нет!
Они смущенно показали второй рисунок. Девушка в комбинезоне, волосы убраны под шапочку, похожую на фуражку таксиста.
– Летающая девчонка-сорванец.
– Нет! Боже милосердный, нет! Как вы отрабатываете здесь свое жалование?
– Но, мистер Уайтвей, вы сами сказали, что читатели любят деревенских девушек и сорванцов.
– Я