Гибрид Игл-Пиг. Петр Альшевский
В грудной клетке. Будто бы перебрала с количеством выкуренного… но я курю травку и, когда перехлестываю, это на мне сказывается, но не на моих легких. Мучиться ими – удел других. По пачке обычных смолящих. На работу ходящих и детей плодящих. Быть бездетным в прошлом считалось позором. Я живу в наше время, но прошлое через моих умерших предков ко мне является и пилит меня, терзает. Тут можно и рассудка лишиться.
Полыгалов. Наркотики поубойнее травы ты не принимаешь?
Кобова. Конечно, принимаю. Я здесь из-за них?
Полыгалов. Ты здесь с нами, а мы не наркоманы. Признаться, грудь и у меня побаливает.
Малышев. И у меня в ней жмет.
Валюжный. К нам бы сюда Кирилла Николаевича Свягина. Он патолог.
Малышев. Изучает происходящие в организме патологические процессы?
Валюжный. Как Сальмон. В чью честь была названа сальмонелла. С Кириллом Николаевичем мы по высшему разряду дружим еще с институтской скамьи.
Глухов. Эпидемиолог и патолог…
Полыгалов. Друзья на век. Объединенные непроглядной специализацией.
Борянкина. Словно бы ты знаешь, у кого на самом деле непроглядно… ваш патолог, он не сексопатолог?
Валюжный. При наличии у вас сексуальных проблем он не тот, кто вам требуется. Не в курсе, что у вас… на мой взгляд, вы женщина жизнеспособная.
Борянкина. Но я жду исцеления. И не обязательно от врача.
Полыгалов. Тебе бы любой подошел?
Борянкина. С голубоглазыми я не связываюсь. Они мне пожеланнее прочих, но я их сторонюсь. Если они ко мне обращаются, я их отвергаю, и мне из-за этого нездоровится.
Лукинский. Ты – шкатулка с секретом. Тот ящичек, где у тебя сердце, обчистил некто голубоглазый? Он твое сердце украл?
Борянкина. Двенадцать лет прошло.
Лукинский. Но сердце у тебя по-прежнему не на месте. Неужели твой голубоглазый столь незаменим?
Борянкина. Глаза у него уже бесцветные… он полуживой. Не может обходиться без костылей. Его зажало между двумя теплоходами, проплывавшими впритык.
Жмудина. Он находился на каком-то из них?
Борянкина. Подвешенным и закрепленным, буквы на борту рисовал. Теплоход поменял название, и он, замазав предыдущее, выписывал на нем новое. На ходу, потому что теплоход куда-то спешно перегоняли и в пункт назначения ему полагалось наглядно переименованным прийти. «Александром Мещеряковым»! Вероятно, это толстосум, который его прикупил. К написанию фамилии мой Андрей приступил, но и на половину ее не закончил. Когда я входила к Андрею в палату, он меня гнал, а как-то раз смолчал – лежал и медитировал. Затем объявил, что видит радугу…. символ просветления.
Петрялова. Какой расторопный. Чуть ли не в момент из заурядного мужика в высокодуховную личность переродился. А мы что?
Валюжный. Мы сидим.
Петрялова. А кто нас сюда посадил? Я не помню, чтобы я сюда приходила и усаживалась с вами за стол.
Полыгалов. Стол сосновый.
Петрялова. Ты наощупь