Прощённые. Юлия Врубель
с неохотой вылез из постели и, запахнув удобный архалук, позёвывая, подошёл к окну.
Сегодня Город пробудился раньше Шарлеманя. Заместо деловитых петербургских дворников, усердно убирающих лопатами остатки мартовского снега, позвякивая об обледенелые булыжники столичных мостовых, (которых архитектор имел привычку наблюдать с утра) сновали экипажи, теснясь по узкому проезду улицы. По тротуару противоположной стороны шёл разночинный, торопливый люд. Архитектор бросил взгляд на круглые настенные часы, да тут с досады и скривился.
Впрочем, его позднее сегодняшнее пробуждение извинялось запоздалым уходом ко сну. Вчера он, вместе с ассистентом вернулся из Александрии сильно затемно, ложились за полночь, и Шарлемань распорядился не будить себя, благо срочной работы его ожидало не много.
Надворному советнику было слегка за пятьдесят, он чувствовал себя ещё решительно не старым. То был моложавый, подвижный и бодрый мужчина, не броской, но вполне приятной, располагающей к себе наружности. Натурой Шарлемань был незлобив, в меру покладист, хотя и твёрд по части принятых решений и взятых обязательств. Последняя особенность характера внушала повод к самоуважению, а наш герой старался уважать себя.
Да, в возраст зрелости Иосиф Шарлемань шагнул с достоинством. За прожитые годы он многого достиг. Сам, без влиятельных протекций, с упорной европейской педантичностью упрямо двигался вперед… Не раз обуздывал порок тщеславия, берясь за мелкие, «негромкие» заказы; доделывая за маститыми, работал над проектами, подписанными не его рукой… Однако, упрекать судьбу Иосифу Ивановичу не стоило. Сегодня он работал над заказами, полученными им по высочайшему доверию.
Заказы были переданы Шарлеманю как эстафета, а если говорить точней – наследство от прежнего строителя Александрии, Адама Менеласа.
Это прелестное поместье-парк задумывалось государем в качестве подарка Александре Фёдоровне, возлюбленной супруге. Хотя, как поговаривали во дворце, Николай Павлович заглядывал в покои государыни всё реже. Но Николай, как уважающий себя мужчина, заглаживал вину перед женой подарками…
Архитектор и садовый мастер Менелас отстраивал Александрию с пустыря. Всё здесь – чудесный парк в английском стиле, Коттедж (любимый летний дом императрицы), уютный фермерский дворец – было устроено его талантом и многолетними трудами. Адам как будто вкладывал в строительство александрийского поместья свою душу.
И потому, когда проект Капеллы (церкви Александра Невского) – главного сооружения поместья, был всё-таки заказан не ему, а модному в Европе архитектору, старик с трудом сдержал обиду. Проект исполнил и прислал в Россию Карл Фридрих Шинкель, который пользовался благосклонностью двора на родине императрицы, в Пруссии. У нас проект понравился и был одобрен. А воплощать этот шедевр на русской почве доверили тому же преданному Менеласу. Он, скрепив сердце, взялся было за работу, да не успел – один фундамент с ним и заложили…
Легко позавтракав, дабы не утяжелять мозгов и не чинить препятствия к раздумью, Иосиф Иванович направился в рабочий кабинет. Там развернул рулон рабочих чертежей, исписанных расчётами…
Постройка церкви Александра Невского, Капеллы, вплотную приближалась к завершению. Капелла создавалась в модном при дворе «псевдоготическом» рыцарском стиле: окна-колёса в ажурной оправе, изящно-заглубленный вход-портал под колпачком изогнутого вимперга, и вырезанные, как игрушечные, башенки в остроконечных шляпках, расставленные по углам…
Когда-то, помнится, несколько лет назад, в беседе за графином русской водки, старик Менелас говорил Шарлеманю:
– Люблю ли я императрицу? Да разве можно её не любить? Ведь она, видит Бог, настрадалась…
Старик опустошил очередную стопку и помотал плешивой головой:
– Лоттхен никогда не прочила себя в императрицы. Она не с цесаревичем венчалась – с третьим братом. Тогда на троне был император Александр – во здравии, во цвете лет. За ним по старшинству – Константин Павлович, рослый, румяный здоровяк. Ни при каком раскладе российский трон под Николая не готовили!
Тут Менелас склонился прямо к уху Иосифа Ивановича и зашептал:
– Ты знаешь, почему императрица все эти годы после мятежа страдает нервным тиком? Я думаю, что пережитый страх до сей поры так и не отпустил её.
При этом старый архитектор громко всхлипнул…
– Эх, друг мой разлюбезный Шарлемань, – порядком захмелевший Менелас прикладывал к слезящимся глазам салфетку, и востренький его шотландский нос краснел и вздрагивал, – я долго думал, как построить котичь (коттедж в Александрии – прим.) и время с проектом нарочно тянул. А после был сон мне, мой друг, – как видение…
Представь: будто зала большая, просторная, да золочёная – только пустая. И холодно там. И вокруг никого. Только слышу вдруг тоненький смех… Смотрю, да и вижу в углу – что ты думаешь? Кукольный домик. Хотел я заглянуть в окошко, да и слышу: «Не подходи, большой, не подходи! Ты там, мы здесь! Поди от нас, поди!» Тут все окошки и закрылись…
Вот и задумал я тогда, – тут глаза Менеласа блеснули, –