Прощённые. Юлия Врубель

      Рассказчица, вздохнув, поставила на столик чашку.

      – Все знают, сколько лет они дружны. Анна является его духовной дочерью. А если и до вас дошли все эти россказни, – она поморщилась, –  грязные сплетни… Поверьте – в этом нет и слова правды. Всё глупая пустая болтовня. – госпожа Новосильцева грустно махнула рукой.

      Однако Шарлемань пожал плечами, выказывая недопонимание…

      – Хотя о чём я! – спохватилась пожилая дама. – Вы, вероятно, лютеранин! Сии перипетии вам не близки.

      Шарлемань осторожно кивнул:

      – Я лютеранин. Но слухов не приемлю вовсе не от этого. Притом, считаю, что христиане друг друга понимать должны. Язык для чтения молитвы никак не умаляет смысла. Но смысл молитвы на понятном языке доходчивее для ума. Вы, православные, молитесь сердцем. А мы, лютеране – с умом. То и другое уважаемо.

      На это Новосильцева заметила:

      – У лютеран и к телу уважения поболее… Вериг, да власяниц у вас не носят.

      – Да разве тело уважения не достойно? Бог даровал нам плоть и силу, благословил труды. Телу потребен труд, а не мучения. Евангелия самоистязаниям не учит.

      Здесь собеседница с печальной улыбкой кивнула.

      – Что спорить. Ведь и в нашей православной патриархии склоняются к подобным рассуждениям. Особенно, в столичной Митрополии. Да, да. Немудрено, что преподобный Фотий с его аскезой и веригами стал не в чести в столице. Здесь укрощения плоти не приемлют.

      (Шарлемань, внимательно и с интересом слушал.)

      – Потом вышел скандал с кадетским корпусом…

      (Лицо архитектора выразило удивление.)

      – Да, на духовную стезю Его высокопреподобие подался со стези военной. А, будучи уже в высоком сане, стал законоучителем в Кадетском, и там преподавал немало лет. Покуда генерал-инспектор из масонов не усомнился в здравомыслии его. У нас, вы знаете, известно как, – кто неугоден, тот уж и безумен.

      Она взяла чашечку с кофе, неспешно допила. Шарлемань тоже сделал глоточек.

      – К счастью, у Фотия защитники нашлись. Да только с той поры пути в столицу для него закрыты.

      (Иосиф Иванович внимал рассказчице с непреходящим интересом.)

      – А вскорости, по предписанию митрополита, Фотий направился в бессрочное служение архимандритом в Новгородский монастырь. Туда же, в Юрьев, вслед за ним, скоро последовала и кузина.

      – Так Анна Алексеевна теперь в монастыре?

      – Душой и телом. Да и капиталами. Последние, конечно, принесли монастырю немало пользы. Что, несомненно, я приветствую. Но горестное несогласие между нами возникло о другом.

      Она вздохнула.

      – Как мать я, без сомнения, преступна. Однако, выполнить дочерний долг имею право. Прах моего отца нашел успокоение в Отраде; рядом, в семейном мавзолее, легли братья его. И получив Отраду по наследству, я приняла обязанность по сохранению покоя дорогих останков. Настойчивость графини Анны Алексеевны в их