Хуадад-Сьюрэс. Анастасия Голикова
псина умела хохотать, – посмотрел на бело-зеленого напарника. – Ну что? Наложил в штаны?
– Иди к Акхару, – сдавлено пискнул тот, вытирая прыснувшие слезы.
В этот раз Дэнлир ничего не сказал о грубости молодого спутника: сейчас тому было простительно. Вот только Акхар всегда приходил, когда его звали. Возможно, держи Питио язык за зубами, и никто не шепнул бы маланийцу, что юный стражник будет отличной потехой.
Они продолжили путь, как и до странной встречи. Обе кобылы притихли. Дэнлир ехал первым, слушая периодическое хлюпанье носом сзади. Питио невероятно раздражал его своим нытьем, но все же, ему было немного жаль паренька, испугавшегося не на шутку.
– Они никогда, слышишь, никогда тебе ничего не сделают. Только хорохорятся. Не думаю, что кто-то не любит тебя настолько, чтобы нанять убийцу-варвара, – попытался подбодрить юношу Дэнлир.
– Да знаю я! – пискнул тот и медленно шумно выдохнул. – Стремные они просто. Сука, какие стремные. И пялится он на тебя… Глаза волчьи… Взгляд волчий. Будто каждую кость уже твою обглодал.
Дэнлиру не надо было поворачиваться, чтобы знать, что молодой человек поежился.
– Ну, это не самые страшные глаза на свете.
– Опять про жену свою шутить будешь? – невесело спросил Питио.
Старший стражник обернулся на понурую фигуру, а потом вновь повернул голову вперед. Некоторое время помолчав, он начал:
– Однажды, я остановил карету. Дорогая, стерва, но незнакомая. Сам понимаешь, что некоторые богатеи любят, чтобы их сопровождали пару улиц, если предложить. Я уже прикидывал, сколько смогу наварить, когда шторка отодвинулась. Со одной стороны сидел богатый хрен, которого я не знал. А с другой – мин Летан-акве.
Дэнлир перестал говорить. Он испытывал те характерные чувства, когда раскрываешься малознакомому человеку. С одной стороны, хочется облегчить душу и это намного проще сделать не перед другом. А с другой, задаешься вопросом, зачем ты вообще это делаешь. Если бы Питио поторопил его, спросил: «Ну, и что дальше?» – он ушел бы от ответа. Но молодой человек рта не раскрыл.
– Я никогда не видел чистокровного стия так близко, – тихо продолжил мужчина, когда-то бывший рыжим. – Вроде бы мужик и мужик. Красивый только, холеный, как с картины в храме. Ну, ты знаешь, как такие как он выглядят. А тут его лицо было прямо передо мной. И вот это глаза, скажу тебе. Серые, холодные. Он будто смотрел прямо в душу. Будто знал обо мне все. Я не могу это объяснить, но стоял перед ним, будто голый. Голый душой, мыслями, всей своей сутью. Я не помню, что он сказал, что я ответил. Но никогда в жизни мне не было так страшно.
Какое-то время стояла тишина, а потом Питио прыснул. Дэнлир дернул поводья, разворачивая Пыльную. У него в груди неприятно давило. Он пытался подбодрить паренька, открылся ему, ведь ни что не греет так, как откровенность. А в итоге был оплеван.
– Не знал, что ты поэт, старик. «Голый душой»! Ха-ха-ха. Вот умора. Прости, ладно? Не хотел. Но не пойму тебя. Вот маланиец, он на свой серп тебя насадит, сладко