Из жизни кукол. Эрик Аксл Сунд
с применением силы, на два месяца отстранили от работы и отправили к психологу, который счел, что я утратил контроль над собой из-за службы в угрозыске. Я каждый день смотрю видеозаписи, где кишат такие типы, мне нужен перерыв, психолог рекомендовал мне пока избегать монитора, и меня перевели в оперативный отдел. Допрашивать не преступников, а жертв. Идиотизм, если не сказать грубее.
Дядя-извращенец улыбнулся и похлопал Кевина по плечу.
– А ты не думал поступить на работу в цирк?
Сначала Кевин не понял, о чем он. А потом осознал, что машинально достал из кармана йойо. Сколько он уже стоит и запускает игрушку на веревочке вниз-вверх? Кевин не знал. Йойо стало для него частью тела. Кевин убрал игрушку в карман.
Возьми себя в руки.
– Кстати, я слышал, что поминальной службы не будет?
– Не будет. Я отменил, когда узнал, что мама очень больна и не приедет.
– Жаль, что с сестрой так вышло… Ну, рад был с тобой поговорить.
А вот я бы запросто обошелся.
Кевин отошел в сторону, повернулся спиной к собравшимся и достал телефон – притворился, что занят, но за спиной уже послышался хруст гравия, и чья-то рука легла ему на плечо.
– Мистер Костнер… Какая приятная встреча.
Посмотрев “Сильверадо”, мать совершенно влюбилась в Кевина Костнера и сразу поняла, как назовет своего недавно родившегося ребенка. Кевин вырос киноманом, и его брат никак не мог удержаться от шуточек на этот счет.
– Еле добрался… – И брат принялся жаловаться на неудобство перелета из Хьюстона в Стокгольм через Лондон.
Ну ты и разжирел. Неудивительно, что тебе в самолетах неудобно.
Вера, где ты застряла? Я уже еле держусь.
– К маме заедешь? – машинально спросил Кевин.
– Я собирался в Фарсту, когда тут все закончится. Хочешь со мной?
– Сегодня не успею, – соврал Кевин.
Надо бы заехать к маме, но уж точно не с братом. Может, завтра, с Верой, или послезавтра, если рабочее расписание позволит.
Им пришлось прервать разговор: дверь часовни открылась. Служитель узнал Кевина и улыбнулся, потом поздоровался с собравшимися.
У входа стояла ваза с красными розами, их следовало класть на гроб; Кевин взял одну и стал на ходу перекатывать стебель в пальцах.
Изнутри часовня была белой, за исключением изящных синих деталей на потолке. Где-то наверху сидел органист; снизу его было не видно, и Кевин подумал – это чтобы у скорбящих создалось впечатление, что на них льется небесная музыка.
Кевин узнал музыку, лишь сев на свое место. Он сам ее выбрал, и все же мелодия застала его врасплох. “Утанмира” Яна Юхансона. Он выбрал эту песню ради мамы, но мама даже не смогла приехать.
Тут же подступили слезы. Печальные звуки органа перенесли Кевина на пятнадцать лет назад, в то лето на севере, в Онгерманланде, во времена, когда родители еще были счастливы. Они снимали домик, и мама ставила эту пластинку, а поодаль блестела Онгерманэльвен, папина река.
Их трое, здесь только они, тишина, луговые цветы и