Искушение. Трейси Вульф
кровь, я чувствую себя все хуже, но отказываюсь сдаться на милость тому, что обещает стать полномасштабной панической атакой. Вместо этого я хватаюсь за края стула, чтобы дать себе точку опоры, и трачу следующую минуту на то, чтобы мысленно перечислить несколько предметов в комнате, как меня учила мать Хезер после того, как погибли мои родители.
Письменный стол. Часы. Комнатное растение. Волшебная палочка. Ноутбук. Книга. Ручка. Папки. Еще одна книга. Линейка. К тому времени, когда я дохожу до конца перечня, мой сердечный ритм становится почти нормальным и мое дыхание тоже. Вместе с этим я обретаю абсолютную уверенность в том, что случилось нечто ужасное.
– Какой месяц? – тихо повторяю я, повернувшись к Джексону. С первого моего дня в Кэтмире он был со мной так честен, как только мог, и именно это мне нужно теперь. Я беру его руку, обхватываю ее обеими ладонями. – Пожалуйста, Джексон, скажи мне, чего я не знаю?
Джексон нехотя кивает.
– Тебя не было почти четыре месяца.
– Четыре месяца? – На меня обрушивается шок. – Четыре месяца? Не может быть!
– Я понимаю, что тебе это кажется странным, – пытается успокоить меня дядя Финн. – Но сейчас март, Грейс.
– Март, – повторяю я, потому что, похоже, только на это – повторять за другими – я сейчас и способна. – А какое число?
– Пятое марта, – голос Джексона звучит угрюмо.
– Пятое марта. – Это даже не паника: меня захлестывает ужас – дикий, чудовищный ужас. На меня наваливается неописуемое ощущение болезненной незащищенности и пустоты. Четыре месяца моей жизни – последнего моего года в школе – просто исчезли, и я не помню о них ничего, ничего. – Я не понимаю. Как я могла…
– Все хорошо, Грейс, ничего страшного. – Джексон, по-прежнему, не отрываясь, глядит мне в глаза, его взгляд тверд, пожатие руки тоже. – Мы с этим разберемся.
– Ничего страшного? Я же потеряла четыре месяца, Джексон! – Когда я произношу его имя, мой голос срывается, я судорожно хватаю ртом воздух и пытаюсь еще раз. – Что со мной произошло?
Дядя сжимает мое плечо.
– Сделай еще один глубокий вдох, Грейс. Хорошо. – Он ободряюще улыбается. – Умница. А теперь сделай еще один такой вдох и медленный выдох.
Я делаю, как он сказал, замечая, что, пока я выдыхаю, его губы продолжают шевелиться. Успокаивающее заклинание? – думаю я, когда еще раз вдыхаю и медленно выдыхаю, досчитав про себя до десяти. Если это и впрямь заклинание, нельзя сказать, что оно так уж эффективно.
– Теперь, когда будешь готова, скажи мне, что последнее ты помнишь? – Он тоже смотрит мне в глаза, и его взгляд полон теплоты.
Последнее, что я помню.
Последнее, что я помню.
Этот вопрос кажется простым, но для меня он совсем не прост. Отчасти из-за зияющего черного провала в моей памяти, отчасти из-за того, что столь многое из того, что я помню, плохо различимо, туманно. Как будто мои воспоминания находятся глубоко-глубоко под водой и я вижу только их тень. Тень былого.
– Я помню все о том, что