Мирелла. Флор Веско
чтобы чудесное умножение чад более не повторялось.)
Ежели, конечно, сказ наш не идет пятью, а то и десятью летами позже: иные жители вспомнят и зиму 1279-го, когда случился великий спор об облаке, что на вид не то Священный Грааль, не то псина. Или же осень 1283-го, когда почтили Гамельн крестоносцы, выбрав его, а не соседствующий город для разграбления.
Словом, то, о чем сказываем, случилось в правление Рудольфа Габсбурга, в ту эпоху, что ныне зовется Высоким Средневековьем. В те времена мужчина, сумевший дожить до тридцати, был стариком, а женщины имели по пять-шесть детей к двадцати годам. Мылись тогда у всех на виду. В домах было по одной широкой кровати, где спали всей семьей, вместе со слугами и захожими странниками. Никто не сказал бы вам, сколько времени; день размечал церковный колокол, звоня Первый час, потом Третий, Шестой, Девятый[1], затем Вечерню и на закате – Повечерие. Картошки, шоколада и помидоров не было еще и в помине.
Пока предавались мы исчислениям, Мирелла не стояла даром. Она уже миновала заставу и вышла за городскую стену. У врат, опершись на алебарды, дремала пара стражей.
Мирелла шагала тропой через поле. Вдали от сутолоки Гамельна и от взоров его жителей она просветлела лицом. Расправила плечи. Вскинула голову.
Но ненадолго. Вскоре тело ее вновь напряглось от тревоги.
У реки она увидала Бедвика. Сей рослый детина, тоже из водоносов, был старше на несколько лет. Чернявый, скуластый, с грубым звериным лицом и будто дубленой кожей, он был вдобавок заносчив и буен, как необъезженный жеребец.
Польстясь пустынностью окрестных полей, он растянулся на мягкотравье и задремал.
Мирелла пошла крадком, молясь, чтобы он не пробудился. Воды нигде больше не почерпнуть: Везер река бурная. Лишь здесь умеряла она у берега свой клокот. В ином же каком месте ступишь в воду – того и гляди течением снесет.
Водоноска нагнулась наполнить ведра. Но едва окунула руки по локоть, кто-то стиснул ей ляжки. Бедвик спал вполглаза. Приметив девицу, он покрался по пятам и ухватил ее. Мирелла не пыталась вырваться из его хватки. Она была благоразумна. Дернись она посильнее, Бедвик может осердиться. Тогда, глядишь, еще зашибет, а то и, чего доброго, завалит в траву.
– Отступись! – проговорила она мягко. – Бедвик, пусти меня, нельзя мешкать, воду ждут.
Бедвик что-то проворчал в ответ. И продолжил свои изыскания. Руки его прокладывали путь вверх по девичьим бокам. Мирелла силилась хранить спокойствие. Нельзя было поддаться ужасу, что рождали Бедвиковы руки, лапавшие ее упорно и нагло. Водонос предпринимал героические усилия, тщась протиснуть ладони под плотные обмотки. Напитанная водою ткань противилась ему. Тогда стал он дергать ее, дабы порвать.
– Полно, – вновь начала Мирелла, как можно покойнее.
Бедвик распрямился во весь свой рост. С детства помня его повадки, Мирелла ясно видела: он распалился так, что вот-вот кинется на нее и придавит всем весом. Она почуяла знакомую угрозу быть силой взятой и поруганной.
Чтобы помешать подлым его замыслам,
«Первый час» – молитва в шесть утра, «Третий час» – в девять утра, «Шестой час» – в полдень, «Девятый час» – в три часа дня.