Афродизиак. Дана Саар
будет крашеный, значит сегодня проведу вечер как надо. Раз я никому не нужна, то что терять и чему соответствовать? Сжала свёрток в ладошке.
– Пошли ко мне, не на улице же, – подмигнул мальчишка, махнув в сторону подъездов.
– Родители не поругают, – съязвила, прекрасно понимая, что у таких, как он или нет их вовсе или такие же торчки.
– Я сам себе родитель, – оскалился парень.
Я тоже, ответила ему мысленно и прошла следом, чувствуя горячее возбуждение от скорого приёма.
Ничто не смущает
Скотский, вонючий подъезд, квартира на первом этаже, входная дверь нараспашку. Брезгливо озираюсь, но захожу следом за кудрявым. На вид двушка, слева от входа кухня: тёмная, закоптившаяся годами плитка, с черной плесенью в стыках, пустые бутылки, стаканы, грязная посуда и окутывает это всё гнилостный запах канализации. Парень прошёл правее и открыл дверь ключом. Как только нырнула за ним, тут же закрыл на замок.
– Не пентхаус, но жить можно, – виновато пробормотал хозяин жилища и быстро застелил пледом свою постель.
В вытянутой, прямоугольной комнате слева от входа стояла односпальная кровать, за ней у подножия сразу шёл диван, по другую стену: шкаф-стеллаж, старенький телевизор и музыкальный проигрыватель, ближе к двери на полу пустой, но чистый террариум.
– Кто-то сбежал? – Поинтересовалась глядя в прозрачное стекло короба.
– Ага, тарантул, где-то шляется, – хмыкнул, но увидев моё оцепенение, добавил, – да нет никого, была черепашка Сашка. Фук вколол ей кубик мета. Урод.
– Жесть…
– Да ниче, ну ладно, давай, доставай.
Пока парень делил дорожки, потихоньку спрашивала кто он и что и как тут вообще оказался. Стоя возле широкого окна с балконной дверью, рассматривала за ней самодельный помост, имитирующий балкон.
– Я вообще стихи пишу, типа я Есенин, даже погоняло такое, матные потому что, уже лет пять пишу, на зоне начал.
Закатила глаза, кажется каждая история с этого района, обязательно содержала в себе тюремные нотки.
– Тебе лет-то сколько? – Обернулась и пристально всмотрелась в тёмно-карие глаза парня.
– Девятнадцать.
– А выглядишь на двенадцать, – подняла бровь, прикидывая врёт ли он.
– Ну спасибо, конечно. Ну а какая разница, четырнадцать, двадцать, тридцать, вот тебе сколько? Лет двадцать восемь?
– Эй, полегче, вообще-то двадцать два скоро.
– Ну вот, а выглядишь старше, так что знаешь, всё это дерьмо петушиное, возраст и всё такое. Ни сегодня, завтра сдохнем, а там хоть десять тебе, хоть семьдесят.
– Да брось, конечно есть разница, ведь родным, близким…
– Думаешь всю жизнь страдать будут? Ты сдох, а у них жизнь идёт, так что не парься, живи так на сколько себя чувствуешь. Бывает встану и мне прям все шестьдесят, ноги болят, ломит всего, а потом раз и снова шестнадцать…
– Шестнадцать всё-таки, – выхватила ответ и засмеялась.
– Прокурор что ли? На, твоё, – карточкой придвинул мне дорожку, – у меня один инструмент.
– Я