Нелюди 2. Шаг в бездну. Екатерина Косьмина
Уоллас не может сказать, смазлив ли хья или нет, он со скрипом приноравливается различать бледный народ.
Когда хья отбивается от рук пьяных гостей, Уоллас отворачивается и уходит. Ему уже наплевать на извращенные эльфийские нравы. Он отравился болотными испарениями, его самого тянет блудить и чудить. Тревожит, горячит мысли черная кровь, вымывает из чугунного сна наяву, – он трусит на кромку леса, и корчует деревья до тех пор, пока не срывает мозоли.
А еще, у Тохто живут полудикие выродки. Кривые уроды, размером не больше телят, гладкокожие и горбатые, они сидят на цепях в дальнем от трактира сарае. Дергаются, щелкают голыми челюстями и злобно хрипят каждый раз, когда кто-то приближается к двери. Батраки с порога бросают жратву, выродки дерутся, отбирая друг у друга ошметки. Их зубы выбиты, языки выдраны, голени переломаны, чтобы далеко не ушли.
Трактирщик называет выродков своими хмырями. Уоллас тоже выродок, но как зовет его Им, он не знает.
2
Гостей в «У Тохто» в избытке. Уолласа выгнали из устланной сеном клетушки сразу после того, как закончились первые сутки.
– Вали к своим. – Распорядился трактирщик, кивнув в сторону дворовых построек. Не уточнив направление, Им Тохто широкими шагами вернулся на кухню. Топор он, конечно, забрал.
Уоллас долго стоял под крыльцом кухни. Слушал ворчание Черенка на нерасторопную прислугу, гул голосов в общем зале, глухой стук черпака о стенки чана, доносящийся из-за задернутой занавески. Кто-то размешивал и разливал по плошкам хлебалово… Голову кружил аромат настоявшегося на хлебных корках, птичьих костях и корешках варева, ни капли которого ему не достанется.
А ведь Уоллас легко смог бы вломиться на кухню и всех там, внутри, застращать. А после их котел оприходовать. Пусть не сырое, зато все стало б его…
Он с трудом оторвал взгляд от дверного проема. Осмотрел двор.
Цветки в горшках распахнулись, бесстыдно явили мясистые рыльца. От них потянуло запахом яблочных паданцев. Тогда, в те первые дни, Уоллас был удивлен, обнаружив, что цветки нравились Иму сильнее, чем Черенку. Долговязый трактирщик любил курить на крыльце рядом с ними, а толстяк растения будто не замечал. Ровно так же, как прочие эльфы.
Потоптавшись, Уоллас осмотрелся по сторонам, поймав на себе сумрачный взгляд сидящего под стеной хья, и поплелся туда, куда его отослали: к остальным выродкам. Распахнул тяжелую, с огромным перекидным замком дверцу хлева. Уроды со звоном задергались на цепях, закряхтели, взмесив дерьмо под ногами, и вдруг притихли, распознав свояка. Уставились снизу вверх, настороженно, желтыми глазами с полоской зрачка. Сквозь навозную вонь от них несло Лесом, – и узнавание защемило под ребрами.
Уоллас коротко рыкнул, засадив кулаком по стене – хмыри одновременно вздрогнули. Потом он сделал шаг внутрь. Осторожно наступил туда, куда выродки не дотягивались, – там не было ни помета, ни ошметков помоев, – и протянул свою серую руку. Пофыркав под пальцами, хмыри