И миллиона лет мне мало. Вячеслав Анатольевич Раваев
была в голове Марии. Ей было известно о приехавшем госте, и о цели его визита. А так же о том, что, не смотря на физическое присутствие одного доктора, собеседников будет двое, один из которых весьма необычен для окружающих, но не для неё. Представившись и обменявшись официальными любезностями, Мария и Кросс вышли из здания вокзала и сели в такси. Всю дорогу молчали, разглядывали сосны и березки вдоль магистрали, ведущей из аэропорта в город. И только навигатор на смартфоне гастарбайтера – таксиста, нарушал тишину, произнося фразы с, казалось, таджикским акцентом. У Кросса даже создалось ощущение, а не делает ли он непоправимой ошибки, втянувшись в эту сомнительную и загадочную интригу.
– Мария, я так понимаю, вы уже знаете для каких целей я к вам приехал, – деловые привычки не позволили Кроссу Георгиевичу долго терпеть ситуацию неопределенности, да и уютная гостиная Марии, в доме, куда привезло такси, располагала к продуктивному общению.
– Да, Кросс Георгиевич, прошу меня извинить за такой молчаливо – эксцентричный прием. Честное слово, я просто не знаю с чего начать, на эту тему я ни с кем раньше не говорила. Тем более причина вашего визита вызвана событиями, которые меня пугают.
– Давайте начнем с главного. – продолжил свою линию Кросс Рубен – Ужасно много времени тратится на второстепенные вещи в нашей жизни, словно мы в каком-то романе, где редактор заставил писателя обязательно на половину страницы описать пейзаж и прочую, не имеющую к делу никакого отношения, информацию. Что вы знаете про долгожителей?
– Забавное имя вы им придумали. Поскольку с одним из них я общаюсь достаточно давно и на очень глубоком уровне, такое наименование ими было бы воспринято как ксенофобия, вы уж меня простите. Если все мы с возрастом становимся немного зануднее, представьте, во что это выливается на второй сотне лет. Но, при этом, они такие же люди, как мы с вами. Только им мы кажемся совсем уж глупыми и невежественными детьми.
– Как вы предлагаете их называть? – Кросс Георгиевич как ученый знал, что если чему-то неизвестному и пугающему дать название, то оно перестает быть неизвестным и, соответственно, пугающим.
– Кросс Георгиевич, у вас ученых, тем более психологов, есть определенно навязчивое стремление все явления жизни зафиксировать, дать им названия, встроить в свои полу ошибочные представления. Неужели вы не видите, что подобный подход к жизни все дальше и дальше запутывает человечество из века в век, а то и заводит в такие крайности, из которых выбираться приходится с колоссальными жертвами и издержками.
– Мария, да вы правы, в крайности забираться не следует, но у них хотя бы есть имена? Как то выделяют вообще они это явление? Сколько вообще таких форм жизни?
– Боюсь, что они просто живут. Очевидно, в один из моментов наступает понимание того, что все названия условны и не раскрывают всей сущности нашего бытия. Я с одним из них нахожусь в некоторой телепатической связи, мне просто напрямую передается часть знаний и