Печать русского символизма. Н. А. Богомолов
rel="nofollow" href="#n_21" type="note">[21] как во многом определяющая границы символизма. Появление посмертного «Кипарисового ларца» Анненского (М.: Гриф, 1910) стало одним из стимулов для формирования будущего акмеизма. В 1910 в московском Обществе Свободной эстетики, петербургском Обществе ревнителей художественного слова и на страницах «Аполлона» прошла дискуссия о символизме, которая единогласно считается наиболее отчетливым симптомом кризиса символизма, а иногда даже и датой его «официального роспуска»[22].
Действительно, «Заветы символизма» Вяч. Иванова и «О современном состоянии русского символизма» Блока с одной стороны, и демонстративно ироническая статья Брюсова «О „речи рабской“, в защиту поэзии» (тогдашними читателями и частью критики предвестием полемики считалась статья М. Кузмина «О прекрасной ясности», что не вполне верно по сути) – с другой, определили принципы противостояния, заставлявшие и молодых поэтов консолидироваться вокруг той или иной позиции (ср. высказывание Н. С. Гумилева в письме к Брюсову: «Ваша последняя статья ‹…› очень покорила меня, как, впрочем, и всю редакцию ‹„Аполлона“›. С теоретической частью ее я согласен вполне…»[23]). Эта дискуссия обострила стремление ряда писателей уходить в издания для самой широкой публики (Мережковские, Брюсов, Сологуб, Бальмонт, отчасти Блок и Белый), в то время, как другие пытались продолжать сугубо символистскую, намеренно эзотерическую деятельность (издательство «Мусагет», журнал «Труды и дни») или намечали пути развития вне символизма.
С 1911 г. начинается эпоха постепенного заката и упадка символизма как достаточно четко оформленного литературного направления. На первых порах он воспринимается как одно из направлений в русском модернизме, наряду с постепенно формирующимися эго- и кубофутуризмом, акмеизмом. При этом ведется серьезная работа по теоретическому осмыслению принципов течения в различных изданиях и кружках. Итоги символизма подводятся как в объемистых и сложно построенных собраниях стихов (лирическая трилогия Блока, «Cor ardens» Вяч. Иванова) и собраниях сочинений (Брюсов, Сологуб, Мережковский, Бальмонт), так и в дискуссиях, где принимают участие и сами символисты, и посторонние направлению критики. Уже первая мировая война продемонстрировала решительное размежевание отдельных поэтов, связанных с символизмом[24]. 1917 год разделил символистов еще и политически («скифская» ориентация Блока и Белого, открытая контрреволюционность Мережковских и Сологуба, сервильный большевизм Брюсова, трагическое восприятие событий Вяч. Ивановым, постоянные колебания Бальмонта). Последним существенным волевым усилием объединить тех символистов, которые видели послереволюционную действительность не только в апокалиптических тонах, была деятельность издательства «Алконост» и альманаха (или журнала) «Записки мечтателей». После этого попыток возобновить былое единство символистов не предпринималось. К середине 1920-х гг., после смерти Блока и Брюсова, эмиграции
Переписка ‹Брюсова› с Н. С. Гумилевым / вступ. ст. и коммент. Р. Д. Тименчика и Р. Л. Щербакова; публ. Р. Л. Щербакова // Литературное наследство. М.: Наука, 1994. Т 98. Кн. 2. С. 500.
См.: