ВНАЧАЛЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том II Часть III и IV (Главы I-XI). Николай Боровой
вечно отнимавшегося у немцев Страсбурга, который всё равно рано или поздно будет возвращен, ни на йоту в этом не сомневается. Даже когда настал полный крах Польши, он всё же еще верил, что уж активное боевое подполье поляки точно организуют и центром того станет именно Краков. Потому он так не желал лезть в этот город, то есть в практически гарантированную головную боль с утра до вечера, и испытывал искренние опасения на счет предложенного Беккером генерал-губернатору плана. Он человек долга и дела, это верно. И дело он знает, его служебная репутация говорит об этом каждому. Но для того, чтобы показать себя в деле, вовсе не обязательно бросаться в самую мясорубку, тем более – если усилия и пот обещают оказаться напрасными и «сливки» с шампанским достанутся кому-то другому. О, работа и искусная, похожая на шахматную партию игра с подпольем, жестокое и под корень вымертвление сети и структур подполья – это его конек с самого начала службы, именно этим он зарекомендовал себя и сделал себе служебное имя, из-за которого вынужден теперь, вместо исполнения долга дома, шляться черт знает где и позволять кому-то, откровенно и с собственной выгодой его талант и возможности использовать! И случись всё это, подсказанное опасениями и логикой, он конечно же сумел бы раскрыть и проявить себя, занимаясь любимым делом и тут! И по большому счету, в выпавшей ему ситуации у него просто не было бы других шансов как-то идти к трепетным целям и мечтам – месту в Рейхе или где-то по близости, в более близкой душе обстановке. Однако, у него были причины считать, что плоды его усилий и служебного таланта окажутся в плане вознаграждения напрасными, станут присвоены пронырой Беккером и потому – долг долгом, быть верным долгу надо при любых обстоятельствах, но зря расшибаться в лепешку во имя дела и тратить силы, способствовать чьей-то, а не собственной карьере, он не желал и по возможности хотел обреченности на это избегнуть. Но все эти сомнения и переживания в любом случае оказались напрасными. Он вправду считал, что закрытие Университета в Кракове и университетов по всей бывшей Польше, массовый и со скандалом арест польских профессоров станут именно тем «последним», что побудит к организации сопротивления, быть может и вполне активного, опирающегося на настроения массы. В самом деле, когда людям внятно объясняют, что они обречены быть в недавно их доме приживалками и рабами, нацией второго сорта, лишенной права дать молодежи сколько-нибудь полноценное образование и потому – будущее, то чего же, собственно, еще? Он помнит, как искренне возражал Беккеру, помнит высказанные им опасения и доводы, и вынужден ныне посмеяться над собой и признать, что Беккер прав и носит значки группенфюрера СС не только потому, что хитрый проныра. Окажись его опасения справедливыми – воли немцев конечно хватило бы навести порядок и безжалостно приструнить тех, кто так позорно рухнул во время кампании