«Дожить до смысла жить». Петр Альшевский
Барабан, прошу, не берите.
Тарушанский. Беспокоиться вы не извольте. Пойманным с барабаном, чекистов я сюда не приведу. Представлюсь им шведом Ольссоном, по России бродящим и свершившуюся революцию всюду приветствующим.
Прядилов. Шведским вы, наверно, владеете.
Тарушанский. Совершенно свободно.
Прядилов. У красных есть вполне ученые люди. Но для вас не проблема, если с вами по-шведски заговорят.
Тарушанский. Заговорят – побеседуем.
Прядилов. В стране голод и террор, а швед приехал и с барабаном с пепелища на пепелище… какой он швед?
Алтуфин. Сумасшедший.
Прядилов. Однако он швед. Красные стараются иностранцам кровь не пускать. Они вас еще в Швецию отправят.
Судрогин. Неожиданный шанс в безопасное королевство сбежать!
Тарушанский. Из Швеции в Россию, из России в Швецию… поведение человека явно неосновательного. Неужели мне и вправду уехать в Швецию поспособствуют?
Прядилов. Вы основное запомните. По-русски им ни слова.
Судрогин. И русский, и шведский, и по стране зачем-то мотается. Шпион!
Прядилов. Барабан вас не выручит. У аптекарши кого-то увидите – не суйтесь, домой возвращайтесь.
Тарушанский. Благородство характеризуется минимум заботы о собственной шкуре. Я буду обязан разобраться, кто к Марье Степановне пожаловал.
Судрогин. Как это понимать? В аптеке четверо мужиков, и вы, что у них на уме, выяснять приметесь?
Тарушанский. Повторное надругательство над Марьей Степановной я попытаюсь не допустить.
Прядилов. Вы замечательный человек. Ваш сын бы вами гордился.
Алтуфин. За его потуги остановить неизбежное его тут же прикончат.
Прядилов. Теплые воспоминания мы о нем сохраним. Крестьянку на улице встретите – поторопите ее, пожалуйста. Если мертвой она лежит, ощупывать ее ни к чему.
Тарушанский. Ощупывать женские трупы меня никогда, поверьте, не тянуло.
Прядилов. Купленную еду она могла под одежду убрать. Мне говорили о женщине, которая пуд пшена под юбкой носила. Не исключено, что сплошь и рядом, женщина, скрывая от мужчин, столько носят. И от других женщин, конечно, скрывают, времена ведь жуткие, лишь выживание беспокоит. Женщины, мужчины и волки, все во взаимной враждебности под тусклым солнцем, оскалившись, ходят. Идите, офицерский отец. Подайте аптекарше вашу слабую руку.
Тарушанский. Я надеюсь на лучшее.
Прядилов. Надежда потрясающая вещь.
Тарушанский уходит.
Алтуфин. Морально он на порядок меня превосходит. Посторонней женщине идет помогать, а я ради Анечки, моей Анечки, пальцем до сих пор не пошевелил. Еще полчасика посижу и на станцию двину.
Прядилов. На ту, где два трупа нами оставлено?
Алтуфин. До следующей тридцать верст.
Судрогин. Азиаты, я видел, на осликах ездят. А индусы на буйволах.
Прядилов. В Индии британский колониализм.
Судрогин. Чистое рабство!
Прядилов.