Вика. Генрих Книжник
знает? Такого не может быть. Яксу ты, наверное, сказала: «Ищи Ирму», он тебя к ней и привёл. Он ведь имя Ирма знает, слышал на прогулках. А про других собак ты выдумала. Зачем? Чтобы я подумал, что ты такая необыкновенная?
Мне стало так обидно, что я чуть не заплакала, но сдержалась изо всех сил. Сеньке я ничего не ответила, просто взяла свой рюкзак и поползла к дверце. Надо же, я думала, что он хороший мальчик, а он… Вдруг он схватил меня за ногу и сказал:
– Не уходи. Ты, наверное, пошутила, а я подумал, что врёшь. Ведь такого не бывает.
Тут я так разозлилась, что даже плакать расхотелось. Я наклонилась к нему и прошептала тихо-тихо:
– Вот если я сейчас прикажу твоей Ирме, чтобы она лизнула тебя в ухо, поверишь?
Сказала и испугалась: а вдруг она не послушается? Но деваться было некуда. Я уставилась на Ирму и стала рисовать в уме картинку, как она лижет языком Сенькино ухо. Она сначала не реагировала, но потом посмотрела мне в глаза, забеспокоилась, заёрзала, встала, подошла к Сеньке, два раза лизнула его в ухо и опять легла.
Уф! Я сразу успокоилась, а Сенька сидит и смотрит на меня вытаращенными глазами и сказать ничего не может.
Потом помотал головой и просипел:
– Как ты это сделала? Ты ведь ничего не произнесла, даже шёпотом. У тебя даже губы не шевельнулись ни разу, я смотрел очень-очень внимательно. Ты колдунья?
И я увидела, что он испугался – смелый Сенька, который не побоялся выйти, когда его у школы ждали трое из «Г» класса, чтобы за что-то побить, а в нашем «Г» почему-то учатся самые глупые и дикие… Так вот, этот Сенька испугался меня, девчонки. И мне стало его очень жалко. Мало того что он ушёл из дома, ночь провёл на лестнице, с утра сидит под полом у фазанов, голодает, спит на газетах, мёрзнет, переживает за маму, держится из последних сил. А тут ещё я пугаю его. Если я не просто девочка Вика из соседнего подъезда, а колдунья, то на кого же ему опереться? И я решила ему всё-всё рассказать, хотя Катя и говорила мне, что лучше никому не открывать мою тайну. Что мне от этого может быть плохо. Я вздохнула, выдохнула и начала…
Я рассказала, как меня выбрала кошка Катя; как она научила меня говорить с ней без слов; как я поняла, что могу говорить не только с ней, но и с собаками, когда на Катю бросилась его Ирма, а меня защитил Юлин ньюф Мишка. И что я не была уверена, что смогу разговаривать со всеми собаками, и поняла, что смогу, только сегодня, когда пошла его искать. И очень боялась, что его Ирма меня не захочет послушаться, ведь рядом он, Сенька, её хозяин, а она обязана слушаться только его.
Сенька слушал и почти не дышал от изумления. Рот у него открывался, он его захлопывал, а рот открывался опять. Когда я кончила рассказывать, то попросила, чтобы он дал клятву никому-никому, никогда-никогда не рассказывать об этой моей тайне, потому что мне тогда будет плохо. Об этом меня предупредила Катя. А я ей верю. А ему я всё рассказала, чтобы он понял, что это правда, и поверил мне. И ещё потому, что я ему верю как благородному человеку.
Сенька глотнул, часто закивал и сказал хриплым голосом:
– Клянусь!