Ступеньки. Стихи. Даня Безгрима
pty-line/>
Выражаю благодарность Анастасии Гусельниковой за редакторскую помощь
Cold
1
Когда ничем не обозначенный
твой путь
страдает кривизной и внедорожьем,
термометра заниженная ртуть
напомнит показаньем о безбожьи.
Укутать покрасневшее лицо
не от стыда, а холода и стужи?
Вступить, когда найдёшь своё крыльцо,
в реальность, перевёрнутую в луже?
Всё ж лучше видеть холод из окна,
сочувствовать редеющим прохожим.
Но как же быть, когда убитая весна
воскреснуть в сердце заново не может?
2
Жизнь кончится не на отметке ноль.
При минус сорока она способна
принять обморожение и боль
в краях, где всё кругом неплодородно…
Где снегом застят без того уж белый свет,
и нет чего-либо острее бритв метели…
Жизнь кончится, но не от снега, нет,
а от того, что неизвестен день недели.
3
Приняв судьбу за летоисчисление,
мы можем бесконечно отмечать
любые дни, тем более – рождения,
не зная, что такое умирать.
Планируя сегодня или завтра,
ведь, как известно, жизнь – это игра,
любой актёр, любого из театров,
согреется огнём, что даст искра.
4
Шагая в неминуемую осень,
считая дни в преддверии зимы,
напомни, что Земля имеет оси,
всегда касаясь света или тьмы.
Планеты жизнь за гранью очевидна,
она в известной степени проста —
где Свет, там вечно лето безобидно,
а есть навеки снежные места.
Пепел
Художник видит смысл бытия
в надорванности каждого мгновения.
На площади вокзальной есть скамья,
вокруг неё путей пересечение.
Вокруг неё надежды и любовь,
тоска по дому, боль и ожидания.
И не смотря на то, что есть с метлой
служитель чистоты, идут свидания.
В руках цветы, а лепестки на лужах,
примёрзшие к поверхности воды,
когда период наступает стужи,
сменивший жизнерадостный и южный,
циклон времён, когда наступят льды.
Скамья, скамья, о как способно время,
что перед ним ничтожны мы с тобой.
Твой год – эпоха, где швырялись теми
кто мог в стране вести бы за собой.
И здесь они роняли табакерку
и пепел обрывался в никуда,
напоминая, что на башне стрелки
как проводник возмездия суда.
Скамейка, твои рёбра не трещали
когда кончалась чья-нибудь судьба.
Стоишь одна на площади вокзальной –
безвольная, потёртая раба.
Ля минор
Мелодия скрипучести двери
застыла между «ля минор» и выше.
И только птицы (вроде снегири)
сидели на деревьях возле крыши…
Нет вечного в причастности мгновения,
потерянного в снеге… Он блестит
под лунностью морозного свечения
и блеском этим память бередит…
Быть может так, что никуда не деться,
когда между домами, как меж плит,
больное сердце, словно эта дверца,
протяжно и столь трепетно скрипит.
Excitement
***
С верхней полки виднелся портрет,
освещённый заката лучами,
приглашёнными в стенный квартет
разукрасить обойный орнамент.
Пограничное между "сейчас"
и покинутым некогда детством,
пережитым в линейный каркас
и морально-опорное средство.
Воздух пахнет зимою и дымкой —
результатом диффузии нот
снега белого, льда, и снежинки
дополняют окна натюрморт.
Полоса занавесок танцует
под невидимый ветреный вальс.
Взгляд