Ася. Мария Якунина
на кровать.
8.
– С сахаром?
Квартира напоминала карту – монотонность океана и редкие одинокие островки. Я не мог перестать разглядывать эту странную пустоту, нарушаемую цветистыми оазисами спутанных ярких бус, шарфов невообразимых расцветок, посуды с начатой и брошенной росписью, фотографий, на которых была Ася и множество незнакомых людей: вот она, хохоча, обнимает темнокожую девушку, на обеих накинуты пестрые цветочные гирлянды; следующее фото – на сцене с группой, я тщетно пытался узнать кого-то, но это, видимо, было давно и, как мне показалось, в другом городе. Рядом с желтыми часами, на которых отплясывал с тросточкой Чарли Чаплин, косо висящая свадебная фотография – Ася в белой маечке и той самой розовой юбке. Тянется поцеловать в щеку мужчину, который сейчас стоял ко мне спиной и варил кофе.
В лучших традициях драматических историй, в одну из которых я, похоже, ввязался, следовало бы убить его за то, что он сделал. Но я сидел, ждал кофе и послушно ответил на вопрос.
– Без.
Кофе зашипел, он приподнял керамическую турку, дал напитку успокоиться, вернул на огонь. Повторил этот ритуал трижды, разлил кофе по двум глиняным, странной формы, очевидно, слепленным чьими-то нетерпеливыми руками чашкам, поставил на стол и сел напротив.
Мы долго молчали.
Потом Артём заговорил.
Через два часа я вышел из окончательно опустевшей квартиры с чемоданом, набитым Асиной одеждой и безделушками. Закинул в багажник, сел в машину и потерялся на час, думая обо всем услышанном.
Они познакомились три года назад на чьей-то свадьбе, куда Артём попал практически случайно. Перекинулся парой фраз с хорошенькой солисткой игравшей на свадьбе группы, узнал, что ее зовут Ася, что завтра ей исполняется двадцать четыре года и она совсем недавно переехала в Петербург из Пскова вместе с музыкантами – решили попытать счастья в большом городе.
Когда вечер закончился, Ася подошла и как ни в чем не бывало спросила: «Ну что, поедем?». Мало что понимая, он помог ей сесть в машину, отвез к себе домой, а через несколько месяцев они поженились.
– Она могла исчезнуть на несколько дней, на неделю. Или уходила в себя, замыкалась, а потом обрушивала такой поток любви и обожания, что становилось страшно в нем захлебнуться. Я списывал эти перепады настроений и состояний на тяжелое прошлое, о котором она иногда упоминала, обрывочно, бессвязно. Однажды разговорилась в метро с незнакомым музыкантом и с легкостью приняла решение перейти в другую группу, разорвав все договоренности с псковской командой, у которой намечался ряд довольно крупных концертов. Выступления были сорваны, солист группы чуть не покончил с собой, они пытались ее найти, приезжали в эту квартиру, угрожали… Я хорошо их понимал – сам часто ощущал эту бессильную злобу, отчаяние, бешенство, до которого она умеет доводить, специально ничего для этого не делая.
Последней каплей стал аборт. Она всегда любила детей, но когда забеременела…