Избранное. Виктор Минаков
раз вместе на детской площадке, так он её всю заплевал шелухой от семян.
– Я спрашиваю о других приметах…
– Можно и о других: если встречаю на улице женщину с полным ведром, знаю, что где-то лопнул водопровод, и что у неё нет в доме мужчины…
– Опять же, я – не о них… А-а! – Сеня обиженно машет рукой. – Я серьёзно с тобой говорю, а ты придуряешься!.. Вижу: ты в приметы не веришь, а я вот поверил…
Тут мы разъехались по разным маршрутам.
Через неделю встречаемся там же. У Сени повязка на правой руке, на лице – озадаченность и досада.
– Что случилось с рукой? – спрашиваю я сочувственно.
– Так, ерунда, – отвечал он сперва неохотно. Но все же потом рассказал.
Оказалось, что какой-то чудак поведал ему о народной примете: когда чешется левая рука – это к потере денег, а когда правая – к их получению. А из другого источника сведений такого же уровня он узнал о наличии сложной системы связи в живом организме. Действует она будто бы так: если думаешь о плохом, плохое и будет. Думаешь о хорошем – настанет хорошее. И чем интенсивнее думаешь, тем скорее настанет. Словом, как говорится в Писании, каждому воздаётся по вере его.
– Вот, например, у йогов, – растолковывал Сеня. – Йог может лежать голым на льдине где-нибудь в Арктике, а представлять, что он находится в Африке. И холод ему нипочём. Он лежит себе и обливается потом. Ему жарко так, что под ним даже плавится льдина!..
От этих возможностей в голове Сени, воспалённой идеями лёгкой наживы, зародилась конструктивная мысль: совместить примету с умением йогов и добиться эффекта не только по внутренней связи, то есть, реакции организма на мысли, а реакции на них даже во внешней среде. Организм человека, рассуждал Сеня, это – часть природы, а раз на него можно воздействовать, значит, можно воздействовать и на окружающий мир. Надо только сильнее стараться.
Исходя из этой теории, он пришёл к заключению: надо чесать свою правую руку, пока на неё не положатся деньги.
И Сеня стал усердно расчёсывать руку. До крови расчёсывал и занёс туда какую-то нечисть. Рука загноилась, распухла до размера боксёрской перчатки.
– Еду вот к знакомому доктору, – произнёс он печально.
Вечером мы встретились с Сеней опять. Лицо его было одухотворено какой-то новой идеей.
– Что там у доктора? – полюбопытствовал я.
– Назначил лечение и сказал мне: вы, Сеня, – осел!.. Ну, не так чтоб так прямо – по смыслу такое. Как, говорит, можно все так глупо напутать!.. Вы же, говорит он, Сеня, – левша, вы должны чесать не правую, а непременно левую руку!..
Глаза у Сени Аронова полыхали желанием поскорее исправить оплошность.
Загогулина
Мне не удаётся заглушить в себе чувство вины перед Федей Зайчонком: я его оскорбил! Беспардонно оплевал человека, на которого смотрю сейчас с восхищением, почтением и, можно говорить, с обожанием! Со стыдом вспоминая тот муторный день, я ищу утешения в одном: всех достоинств Зайчонка тогда я не знал, мы с ним никогда не дружили, хотя и были соседями, и судил я о нем