Раднесь. Евгений Павлович Ходоровский
включая удивительного хозяина – с виду старичка лет восьмидесяти, было абсолютно гармонично, как говорится, идеально вписывалось.
Артём неотрывно смотрел на огонь в камине, но при этом краем глаза следил за плавными перемещениями деда Васи – так он прозвал старичка-хозяина дома. Горящие угли с вырывающимися из их глубин язычками пламени завораживали парня, как, в общем-то, и монотонное бурчание старикана:
– И попрошу внимательнее отнестись к тому, что я сейчас скажу! После перехода ты столкнёшься с целой чередой крайне неприятных переживаний, а именно: потеря всех ощущений, какого-либо понимания пространства-времени. Это никак не передать, и ты не поймёшь, насколько это тяжко до тех пор, пока сам не окажешься там.
Артём лишь мысленно ухмыльнулся, но старый чёрт всё равно заметил. Он остановился, пристально посмотрел на Артёма.
– Я слушаю очень внимательно, дедушка, − встрепенулся Артём. − Что посоветуете делать-то, как мне быть?
– Ты балбес, Артём! Чертовски самоуверенный, бестолковый балбес! − старичок остановился и повернулся в сторону вмиг напрягшегося собеседника.
В полумраке комнаты не видно было, куда направлен взор старика, но Артём точно знал, он прямо чувствовал, как тот его сверлит глазищами. Вообще-то, он не помнил даже, какого цвета эти глаза, старик всегда старался повернуться так к собеседнику, чтобы их не было видно.
– Ты даже себе представить не можешь, как тебе повезло, что вожусь тут с тобой. Детский сад, честное слово! Со мной никого не было рядом, когда меня перекидывали. Просто инициатор с расстояния закинул меня чёрт-те куда, даже не предупредив! Ну, просто он решил, что пора, а заморачиваться объяснять мне, что да как, времени не было!
Артём не знал, куда деться от стыда, проклинал себя за секундную слабость. Он и впрямь не мог себе представить всю серьёзность предстоящего положения и позволил себе расслабиться, хотя прекрасно знал, чем чреваты такие шутки со стариком. Казалось, как будто старик Василий заполнил собой всё пространство вокруг Артёма, навис над ним, как неотвратимое нечто, грозно и безысходно. Уж чего-чего, а ужасу нагнать старикан умел, этого не отнять.
– Я даже не могу тебе описать, чтоб ты представил это состояние, потому что это представить невозможно! Нет ничего! И самого отрицания того, что нет, тоже нет! Это будет твоя первая мысль после перехода. Сознание в чистом виде! Не за что зацепиться или оттолкнуться, нет начала и конца, нет ни света, ни мрака. И вот когда осознание этого факта придёт, тобой овладеет паника, ужас, которого ты никогда не чувствовал и никогда не почувствуешь, если бы не предстоящий переход. Что ты тогда будешь делать, скажи мне, умник?!
Молодой человек предпочитал молчать, прекрасно понимая, что это скорее риторический вопрос, чем на самом деле старику интересно знать, что он собирается предпринять в этой ситуации. Он испуганно смотрел в то место, где должны были быть глаза старика, но их не было видно из-за тени, которой тот всегда пользовался.
Дед сжалился в очередной