На смерть Цины. Яков Есепкин
на звездное небо смотрели с тобой
Всё искали блажную Звезду.
Смерть пугала зимовой своей ворожбой,
Забываясь в исчадном бреду.
Драгоценные вкруг прележали снега —
Хлеб для нищенской нашей сумы.
Во любови топилися их жемчуга,
Наливались отрутью зимы.
Светлый Господь, почто же твои голубки
Сатанеют в горнилище нег —
На изгнившие темных венков лепестки
Осыпается искристый снег.
* * *
Наспех царевы днесь побросаем доспехи
И войдем в безымянные Божьи хоромы.
Наши кости черны для вороньей потехи
Да горят вечной славой пустые шеломы.
Страстотерпцы встречалися нам по дороге
В змейках крови, с побитыми сребром перстами.
Забывали всечасно о Господе Боге,
Припадем уж теперь к Его ризе устами.
Скажет Господи: «Черни избыты потравы,
Чада вольны, во аде пусть кружат вороны.
Воплетайте в венцы свои сорные травы,
Слезы скудные лейте на эти короны».
Разве ангелы косточки наши поднимут,
Возрыдавши, снесут их к заросшему храму,
Поелику измертвые чада не имут
Ни любови Господней, ни царского сраму.
* * *
Переливный из молний венец
Примеряя, ты станешь прощаться
И тогда различишь наконец
Круг, в котором нам присно вращаться.
Ад в зерцале ослепший лишь зрит,
Не ищи тень мою и в Колоне,
Ибо царскою оспой пробит
Взгляд и вылит в багрец на иконе.
За погибших в неравном бою,
Смерть поправших и проклятых миром
Ты в последнем застолье сию
Кровь зажги над церковным потиром.
Пусть горит она с барвами тьмы,
Вместе с утварной ветошью тлеет,
Горький цвет всеблагой суремы
Тем дарит, кто себя не жалеет.
Так и мы не жалели себя
И, смотри, ведь успели некрасно,
Сколь хранят и карают, любя,
Ангелки – вознесемся безгласно.
Аще нам вкруг пенатов летать
Васильковою твердью преложат,
Будем тихо еще соцветать,
Разве тристию первенцы множат.
Даже злато не нужно судьбе,
Не застолье у нас, а поминки,
Циннобер, виждь, влечется к тебе
Синью уст, окунавшихся в цинки.
* * *
Жизнь мирская прошла – что о ней клеветать
Васильковые нам исплетутся короны,
Как сойдем и начнут поименно считать
Благовестных певцов, зревших Божии троны.
Раздарили себя мы калечным родам,
Ничего не взяли, да слезами умылись,
Тянем персты свои к озлащенным ладам,
Каистры наши, Господь, нищетой преязвились.
А и длится еще пированье волхвов,
Вот явимся туда,