За тридцать тирских шекелей. Данил Корецкий
до конца осознаёте всю серьёзность сложившейся ситуации, если считаете её всего лишь нелепой!
Прищуренные глаза собеседника словно сверлили Трофимова насквозь. Ему было лет сорок. Короткая аккуратная стрижка, седина на висках, внимательный колючий взгляд… Иван не выдержал и опустил глаза.
– Я ни в чём не виноват, правда, – сказал он, как-то совсем по-детски.
– Все сначала так говорят. Глупо было бы сразу рассчитывать на откровенность: полицейский кабинет не исповедальня… Впрочем, постепенно многие прозревают и выкладывают всю свою подноготную. Кстати, вы знаете, что это такое? – Яков Аронович с любопытством рассматривал ученого. Так кошка рассматривает пойманную мышку.
Трофимов покачал головой. Сейчас ему было не до загадок.
– Подноготная правда – та, что получается под пыткой. Когда под ногти загоняют иголки.
Яков Аронович хмыкнул.
– Впрочем, полиция Израиля пыток не применяет. Почти не применяет, – тут же поправился он. – Я, конечно, не говорю о спецслужбах, действующих в боевых условиях. И в условиях, приближенных к боевым. Тогда, сами понимаете, – не до сантиментов… Однако правда, полученная слишком поздно, как правило, не помогает тому, кто ее раскрыл. Для обычного преступника она может только немного смягчить наказание. А какому-нибудь шпиону или террористу она не сможет вернуть потерянное здоровье или жизнь…
– Но я не шпион и не террорист, – глухо вымолвил Иван. Горло пересохло, и он с трудом проталкивал через него слова.
– Конечно! И я это хорошо знаю! – всплеснул руками Яков Аронович. – Но помочь я смогу, только если вы будете со мной откровенны. Поверьте, я искренне хочу вам помочь, Иван Родионович!
– Но в чем может состоять моя откровенность?
– Воспринимайте меня как друга, – пропустив его слова мимо ушей, продолжал собеседник. – Вы же умный человек, учёный… Наверняка, общаетесь со многими людьми, в том числе и влиятельными… Не скажу, что я могу решить любой вопрос, но вашу проблему – могу. Если, конечно, мы сможем подружиться.
«Это контрразведчик! – неожиданно понял Трофимов. – Будет меня вербовать. Всё, как инструктировали! Как же мне выкрутиться?!»
– Я с вами искренен, – стараясь показаться как можно более наивным, сказал он. – Я правда не понимаю, в чём я виноват и почему меня здесь держат!
– Не прикидывайтесь простачком, у вас это не получается. Натан! – крикнул Яков Аронович.
Дверь тут же распахнулась, и вошёл хозяин кабинета. Сейчас он держался как подчиненный того, кто занял его кресло.
– Нужно показать улики господину учёному! Освежить, так сказать, память, – вежливый штатский указал на сейф. Русские слова предназначались Трофимову, а жест – инспектору.
Натан щелкнул замком, открыл тяжелую дверцу, достал монету и протянул контрразведчику. Тот взглянул, на лице отразилось недоумение, он извлек из кармана маленькую лупу, поднес монету к глазам и тщательно рассмотрел ее через увеличительное стекло.
– Что?! Что это такое?! – по инерции произнёс