Когда б не баня, все бы мы пропали. История старинной русской традиции. Итан Поллок
от прочих публичных мест. Понятия об общественном и частном, возникшие в западноевропейском обществе и применимые ныне к кофейням и другим подобным заведениям, не так-то легко приложить к русским реалиям. В чем-то баня была местом публичным (ее ведь часто поддерживало государство, и мытье было коллективным), а в чем-то – частным (камерным и особенным). Кроме того, бани выполняли по крайней мере некоторые из общественных задач задолго до возникновения современного мира и капиталистических экономических отношений, которые ученые считают важнейшими предпосылками для появления подобного рода общественных собраний. Баня выжила и в самодержавной России, и в социалистическом СССР[8]. История бани наводит на предположение, что потребность в создании публичных мест для осмысленных общественных контактов вовсе не обязательно привязывать к западноевропейскому летосчислению или к другим привычным для современных историков ориентирам[9]. И наконец, общинный характер бани отражает лишь один из важнейших ее аспектов. Посещение бани – не только общественный акт, но также телесный и духовный опыт. Физические ощущения, которые можно получить в бане, и чувство духовного преображения – не менее важные причины ее привлекательности. Прийти в баню только для того, чтобы поговорить и пообщаться, как это делается в кафе или пабах, но при этом не раздеться, не пропотеть как следует в парилке и не вымыться – значило бы упустить самое главное.
В бане каждая из ее основных функций – мытье, очищение и установление чувства общности – чревата потенциальными рисками. Баня смывает грязь, но она же заставляет купальщиков соприкасаться с чужими телесными выделениями и грязью, которые могут распространять заразные болезни. Баня восстанавливает душевную чистоту, но там же можно самозабвенно предаваться пороку. Как общественная практика, она помогает очерчивать круг приемлемых типов поведения и опознавать своих. А еще баня выявляет проступки и выводит наружу угрозу, которую представляют те, кто не вливается в коллектив и не подчиняется правилам. Силясь привнести в мир порядок, баня тем самым вытаскивает на свет беспорядок. Она имеет прямое отношение к здоровью, рождению, возрождению, обновлению, спасению и сплочению, но в то же время баня оставляет людей безо всякой защиты от вредных выделений и испарений, от паразитов, сажи, сырости, контактов с другими людьми, блуда, огня и разложения. Баня сулит очищение – и сама же представляет потенциальную опасность. Без бани русские люди пропали бы (как гласит еще одна поговорка), потому что без нее они потеряли бы точку опоры, умение разделять небесное и земное, тело и душу, утратили бы понятия о том, что разрешено, а что строго запрещено.
В силу того, что баня – относительно постоянный физический фон для общественных отношений, она служит призмой, через которую можно рассматривать российскую историю в целом. Поскольку баня проливает свет на отличительные черты прошлого, они предстают узнаваемыми и одновременно по-новому
Public and Private in Thought and Practice: Perspectives on a Grand Dichotomy / Eds. Weintraub J., Kumar K. Chicago, 1997; подробнее о русском и советском представлении о месте и пространстве см.: Boym S. Common Places: Mythologies of Everyday Life in Russia. Cambridge, 1994; Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere: an Inquiry into a Category of Bourgeois Society. Cambridge, 1989; Borders of Socialism: Private Spheres of Soviet Russia // Ed. Siegelbaum L. H. New York: Palgrave Macmillan, 2006; Crowley D. Reid S. E. Socialist Spaces: Sites of Everyday Life in the Eastern Bloc. Oxford, 2002.
Chakrabarty D. Provincializing Europe: Postcolonial Though and Historical Difference. Princeton, 2000 (Глава 7). В силу примерно тех же причин, о которых Чакрабарти писал, рассуждая об “аде” в Калькутте, баня помогает нам приблизиться к пониманию того, как русские пытались, словами Маршалла Бермана, “вцепиться в современный мир и устроиться там как дома” (Berman М. All That Is Solid Melts Into Air: The Experience of Modernity. New York, 1982).