Девушка в переводе. Джин Квок
а значит, работа, выполненная детьми, составляла существенную прибавку к доходам семьи. В школе я узнала, что сдельная оплата в Америке незаконна, но эти правила касались только белых, а не нас.
Прислонившись к тихо урчавшему аппарату, я наблюдала за Мэттом. Он, похоже, был лидером среди фабричных ребятишек всех возрастов – от четырехлетних до подростков. Для экономии Ма почти всю мою одежду шила сама, хотя и не слишком ловка была в этом деле, так что на мне была белая рубаха, сшитая вручную, в то время как на других детях – клевые футболки с английскими надписями вроде «Не забудь проголосовать». Они чередовали китайские слова с английскими, демонстрируя, какие они настоящие американцы, и, похоже, всем было известно, что я «только что из джонки». Новость о том, что Мамаша Гавс моя тетушка, вызвала бурное перешептывание, но Мэтт определенно взял меня под крыло, так что никто не посмел дразниться. И даже несмотря на тяжелую работу, я рада была оказаться вновь среди маленьких китайцев.
Минут через десять все потянулись обратно к рабочим местам. Я вернулась к Ма и продолжила работу, но была уже страшно уставшей. Ведь прошло уже целых три часа. Я все ждала, что Ма сейчас скажет – пора идти домой. Но вместо этого она достала пластиковый контейнер с вареным рисом, морковкой и кусочком ветчины: обедать придется прямо за этим столом. Я не могла жаловаться – она-то здесь гораздо дольше, чем я. Мы поели стоя, очень быстро, чтобы успеть выполнить положенную норму. Первый рабочий день закончился для нас в девять. Позже я узнала, что это еще довольно рано.
Утром я долго не выходила из ванной.
– Ким, – позвала Ма, – мы опоздаем в школу.
Я неохотно приоткрыла дверь, теребя в руках старенькое полотенце.
– Мне нездоровится.
Ма обеспокоенно потрогала мой лоб:
– Что случилось?
– Живот болит, – пробормотала я. – Наверное, мне сегодня лучше остаться дома.
Ма внимательно посмотрела на меня, улыбнулась.
– Глупышка, зачем говорить так много слов? – Она имела в виду – зачем я обманываю. – Ты должна ходить в школу.
Идея образования была для Ма священна.
– Я не могу, – созналась я. И глаза опять наполнились слезами, хотя я старательно скрывала их, пряча лицо в полотенце.
– Тебя обижают? – ласково спросила Ма.
– Не дети, – всхлипнула я, пристально рассматривая обшарпанный порог ванной комнаты. – Учитель.
Взгляд ее стал скептическим. В Гонконге учитель – фигура очень уважаемая.
– О чем это ты?
И я рассказала все: как мистер Богарт вчера поправлял мой акцент, как он сердился на то, что я ничего не понимаю, и назвал меня пиццей, как он решил, что я списываю, и поставил мне «ноль». Я уже не пыталась сдерживать слез и лишь сдерживала рыдания, когда слезы хлынули свободным потоком.
Я выплакалась, Ма молчала. Она слегка шевельнула губами, прежде чем заговорить. Затем выдавила, запинаясь:
– Может, мне следует поговорить с ним, рассказать, какая ты хорошая ученица.
Я