Спастись еще возможно. Игорь Изборцев

      – Правильно думаешь, Сережа, – глухо сказал Павел Иванович, словно прочитав его мысли, – не может быть, чтоб я выжил. Умер я тогда, действительно умер и угодил в самый что ни есть ад. Вот так, Сережа. Ты еще и не знаешь об этом, а я уж вкусил все положенные мне муки.

      – Что? – прохрипел Прямой и схватился за горло: ему показалось, что оно вдруг стало сплошь деревянным и больше не пропускает воздух. – Что вы несете? Кто вы?

      – Да брось ты, Сережа, – Павел Иванович говорил без всяких эмоций, голос его был чуть отдален и звучал как из старого репродуктора, – знаешь, знаешь ты, кто я. Знаешь и трепещешь! Но не ведаешь ты, чего на самом деле следует трепетать! Эти муки, которые я несу – они невыносимы, Сережа. От них нет спасения и облегчения. Они БЕС-КО-НЕЧ-НЫ!!! – последнее Павел Иванович сказал вдруг возвысив голос и с такой мукой, что Прямой затрясся и услышал, как тихо постукивают друг о дружку его зубы.

      – Ты не знаешь этого, Сережа! Но тем хуже для тебя, тем неожиданней и мучительней будет то, что встретит тебя за гробом, а ведь это скоро, очень скоро – жизнь так мимолетна… Ты знаешь, Сережа, тогда, когда тело мое погружалось в пучину, я медленно поднимался над озером, с ужасом наблюдая, как исчезает в глубине то, что недавно было мною самим – сильным, незнающим страха и жалости. Я не мог понять того, что случилось. Я о чем-то кричал тебе, но ты не слышал. Ты суетился на берегу, что-то прятал, закапывал. Ты суетился, Сережа, ты думал, что победил меня, меня – такого сильного и всегда во всем тебя превосходящего, но ты не знал главного, Сережа: нет никакой смерти, нет совсем – это вымысел бездарей и недоучек, с подачи мрачного господина из преисподней, моего теперь господина, да и твоего тоже. Так вот, я не понимал, Сережа, и – представляешь? – думал о своем трехсотом «Мерседесе», о баксах, вложенных там и сям в дела и, наверное, потерянных теперь навсегда. Не верил я, что это со мною всерьез, не готов был это принять и надеялся, что вот-вот открою глаза, проснусь и все вернется, но нет… Я поднимался все выше и выше. Наверное, красиво было то, что оставалось внизу, – ведь я, Сережа, в отличие от тебя, умел ценить красоту, – но в тот момент мне уже было не до того. Представляешь, Сережа, я поднялся еще выше и увидел, – нет, ты не поверишь, – я увидел демонов или по-нашему, по-русски – бесов: гнусных отвратительно-безобразных, гомонящих что-то на варварском птичьем наречье. И я забыл про все – про машины, дома, деньги, про женщин. Я затрепетал, когда они потянули ко мне свои страшные черные лапы, я понял, что перед ними бессилен, – понимаешь? – во сто крат больше бессилен, чем прежде передо мной лох распоследний. Я бессилен и полностью в их власти. «Наш! Наш! Наш!» – клокотали они радостно, и некому – понимаешь? – совсем некому было за меня заступиться. Я почувствовал, я почти понял и поверил, что