Раздвоение. Учебник для начинающих пророков. Илья Уверский
бронтозавра. Через 10–20 лет не будет не только Мандельштама и его рукописей, но и памяти о таком человеке…Мандельштам, кто такой Мандельштам? Кто-нибудь знает Мандельштама? Никто? Какая жалость. Кому интересны его пощечины Толстому, прыжки из окна психушки, галлюцинации, пропажа без вести…
Ахматова: Помилуйте, Борис Леонидович, может быть тогда Вы скажете, что и Иисус тоже совершил бессмысленное самоубийство? Ведь он тоже не сопротивлялся при аресте, не спорил, не оправдывался, и прекрасно знал к чему все идет?
Пастернак: Самоубийство Христа… Интересная мысль… В этом городе все возможно… Но я не об этом. Раз уж мы говорим о Мандельштаме… Знаете, я хотел бы рассказать Вам одну вещь, возможно, Вам будет интересно.
Ахматова: Вы опять о Михаил Афанасьевиче и его поэме о пришествии антихриста, о Великом инквизиторе?
Пастернак: Да, Анна Андреевна, опять Великий инквизитор. Все как у Достоевского. Слышал, он там и Мандельштама прописал. Впрочем, я не об этом… Вы знаете что Михаил Афанасьевич рвался на встречу со Сталиным и хотел уехать из России? Как будто что-то предвидел…
Ахматова: Да, конечно, он мне рассказывал об этом. Очень странная и мистическая связь. Пилат и поэт-мистик. Но я не понимаю… Он всегда говорил иносказательно. Что-то про Новый год, о мартовских идах, 14 ниссана.
Пастернак: Вы правы, это меня и шокировало. Мы тогда обсуждали заговор против Юлия Цезаря и предательство его лучшего ученика Брута. Помните, там какой-то старик, прорицатель, пытался предупредить Великого Кесаря о покушении, но неудачно. Тот не стал его слушать.
Ахматова: Ну, это закон жанра…
Пастернак: Да, Цезарь так и сказал. Мартовские иды уже наступили, а я – Великий Кесарь, между прочим, жив. Пророки хреновы, понимаешь… А жить ему оставалось совсем недолго. Прямо как человечество перед концом света. Говорят, в то время это станет их любимой поговоркой. Впрочем, я отвлекся. Именно об этом он и хотел переговорить со Сталиным.
Ахматова: Думаете, его хотят убить? Заговор?
Пастернак: Вы меня не слышите. Я пытаюсь понять, зачем Миша хотел попасть на прием к Сталину, зачем бежать из России, к чему такая паника? Ведь если он знал о заговоре, зачем его спасать? Мне кажется, было что-то более важное, чем мартовские иды.
Ахматова: Да, все это очень странно. Хотя. Инквизитор… Возвращаясь к этому самому Инквизитору, про которого Вы спрашивали. Дело в том, что я частично прочитала это его чернокнижие…, этого, Пилата…
Пастернак: Чернокнижие?
Ахматова: Да, черновики. Заговорилась… Дело в том, что он написал перевернутое Евангелие, евангелие от дьявола. Евангелие для Христа, – антиевангелие для антихриста. Какое кощунство. Он перевернул кверху ногами каждую сцену евангелия, каждую притчу, каждую сценку, понимаете. И с каким изяществом, как тонко!
Пастернак: Ну, в наше время, этим никого не удивишь, тем более, что и первоисточник-то никто уже не читает. Сомневаюсь, что кто-то заценит. Хотя какая интересная идея. Думаете, Миша написал роман о пришествии антихриста,