Зеленая Ведьма. Катя Корина
посоветовал матери поговорить с дохтором по поводу своего нездоровья, отец и вовсе обматерил его последними словами.
Так они с матерью и жили, и каждый был по-своему несчастен. Отец вскорости начал прикладываться к бутылке, и предавался этому делу с большим рвением. А как напьется, начинал кулаками махать направо и налево. Так как чаще всего напивался он дома, то нам с матерью и доставалось. Бабку он, кстати, не трогал, а она и слова поперек его пьянства не сказала.
Дожила я до трёх лет единственно потому, что мать каждый раз прятала меня, застав отца с бутылкой. В сарае, хлеву, баньке, – везде у неё были укромные места, выложенные сеном, куда она засовывала меня, когда заставала его с бутылью. Так что побои в основном получала она, не я.
А когда мне исполнилось три года, случилось то, что случилось.
Не думаю, что бабка всерьез желала моей смерти. Скорее, хотела, чтобы отец разъярился, а мать, спасая меня, прочь со двора ушла со мною вместе.
Однажды, когда мать пошла за коровой, а отец скорчился над кружкой с вином, бабка села напротив и сказала, глядя ему прямо в загорелый лоб, уже покрытый морщинами:
– Вчера Олимпиада карты на тебя раскладывала. Полнолуние было, в такое время карты не врут.
Олимпиада в нашей деревне считалась за ведунью. Десять лет назад, когда помер её муж, ей было уже под сорок. Промыкалась она без кормильца, ходила в кусочки, – побиралась с торбой на плече, пыталась к господам в услуженье пойти… Хлебнула, одним словом. А потом припомнила, что покойная мать научила её карты раскидывать, и что хорошо у ней это получалось. Погадала она одной соседке, другой. У третьей нагаданное вдруг сбылось, – дочку замуж выдала. И пошли к Олимпиаде бабы, которым хотелось будущее узнать. И им развлечение, и Олимпиаде доход: с тех пор ни одного дня она голодной не сидела.
– Сказала Олимпиада, что чертово дитя тебе подсунули, Егорушка, – мрачно бубнила бабка. – Не твоя она дочь, а дьяволова, и родилась не от живых родителей, а от чертова семени и ведьминой слюны. Она убивает твоих сыновей в чреве матери, потому что хочет единственной быть. Пока жива она, счастья тебе не будет, и сынков тебе не видать!
Как раз за неделю до этого мать снова выкинула. А соседу жена Марья аккурат на следующий день третьего сына подарила. С тех самых пор отец и пил беспробудно.
Видно, бабкины слова были последней каплей, которой не хватало, чтобы черная злоба вырвалась наружу. Отец вскочил, повел глазами по избе, как лютый волк. Увидел в оконце мать, которая входила в калитку со мной на руках и нашей Буренкой на веревке. Рванулся из избы, подбежал к матери и одним ударом кулака опрокинул наземь. Мать даже ойкнуть не успела – повалилась кулем, налетела головой на камень, потеряла сознание. Я выкатилась из её рук, заплакала. Отец хотел ещё раз ударить мать ногой в беззащитный бок, да Буренка не дала: стала рядом, замычала пронзительно. Но отцу уже не до неё было. Схватил он меня за шкирку, как кутенка, ринулся к колодцу на заднем дворе.
Я помню все. И даже если