Ты кем себя воображаешь?. Элис Манро
ни цветного мела. Она не выказывала любви ни к какому из преподаваемых ею предметов и ни к кому из учеников. Если она о чем-то и мечтала, то, вероятно, о том, чтобы в один прекрасный день ей разрешили вернуться домой и больше никогда в жизни не видеть никого из этих детей, никогда не открывать учебник по правописанию.
Но все же она преподавала. И видимо, ей удавалось чему-то научить людей, желающих сдать вступительный экзамен, потому что кое-кто из них его сдавал. Она, вероятно, ставила себе цель научить всех проходящих через ее школу читать, писать и делать простейшие расчеты. Перила лестниц давно шатались, парты были оторваны от пола, печка дымила, труба держалась на проволоке, не было ни библиотечных книг, ни карт, и вечно не хватало мела; даже линейка была грязная и расщепленная с одного конца. Драки, секс и кражи были значительной частью школьной жизни. Тем не менее учеников знакомили с фактами и таблицами. Вопреки хаосу, неудобствам, непреодолимым препятствиям здесь в какой-то степени поддерживалась обычная школьная жизнь; предоставлялся шанс. Кому-то – освоить вычитание. Кому-то – научиться писать без ошибок.
Учительница нюхала табак. За всю жизнь Роза больше не встретила ни одного человека, нюхающего табак. Учительница насыпала немножко табаку на тыльную сторону ладони, подносила руку к лицу и чуть слышно фыркала, втягивая порошок в нос. Откидывала голову, открывая незащищенную шею, и на миг в ее позе чудилось презрение, вызов. Если не считать этой черты, учительница была совершенно заурядна. Пухлая, серая, в поношенной одежде.
Фло сказала, что учительница, должно быть, затуманила себе мозги этими понюшками. Как наркоманка. Вот сигареты, они только нервную систему портят.
Одна-единственная вещь в школе была завораживающей, прекрасной. Изображения птиц. Роза не знала, кто именно забрался наверх и прибил картинки над доской – высоко, чтобы их нельзя было походя осквернить. Может быть, сама учительница – тогда это ее первая и последняя оптимистическая попытка. А может быть, кто-то другой, ее предшественник. Откуда взялись эти картинки, как попали сюда, если ни единого украшения, кроме них, в школе не было?
Дятел в красной шапочке; иволга; сойка; канадский гусь. Чистые, неблекнущие цвета. На фоне белых снегов, весенних ветвей в цвету, головокружительно синего летнего неба. В обычном классе эти картинки не поражали бы так. Но здесь они были ярки и красноречивы и так контрастировали со всем остальным, что казалось: они представляют не самих птиц, не снега и небеса, но некий иной мир, где невинность пребывает, знания изобилуют, а легкость на сердце – законное право. Там никто не крадет еду из сумок с обедами, не режет чужие плащи, не стягивает трусы с другого и не тыкает больно твердым; там никого не трахают; и Фрэнни там тоже нет.
Во вступительном классе были три старшие девочки. Одну звали Донна, другую Кора, а третью Бернис. Эти трое и составляли вступительный класс; кроме них, в нем никого не было. Три королевы. Впрочем, точнее –