Сплетня. Дарья Полтавская
интересный, и в эту же землю в свой срок и уйдёшь. Хасика, если подумать, такое даже в его двадцать пять, наверное, вполне устраивает. А меня?.. В мои-то тридцать…
– Хорошее дело, – похвалил меж тем Астамур. – А я на днях с Нинусей, которая мельницу у нас тут в городе держит, повздорил: принёс ей твою, Хасик, кукурузу, возвращает мне муку, глядь – а она не моя! Ну на половину-то точно! А она мне: что, мол, ты зёрна свои в лицо, что ли, узнаешь, да ещё и в размолотом виде? А я же крестьянин. Я узнаю! Ей, городской, не понять.
– Да, – задумчиво кивнул Даур, – городским не понять.
Хасик почувствовал, что уже совсем извёлся, да Астамур-то не спросит: чего, мол, приехали. Он-то братьев в жизни не обидит. Он-то им просто рад. А они…
Хасик обнаружил, что рука под столом сжалась в кулак и стал осторожно разжимать пальцы.
– Скажи соседу: хорошее вино, братья похвалили, – Даур снова поднял стакан прямо в солнечный луч, упавший сквозь виноградную листву. Светлый рубин заискрил. – Не всем так с соседями везёт.
Рука под столом вдруг разжалась, а Астамур опять усмехнулся:
– Говори?
– Гурам приходил.
– Ну и хорошо – добро ему!
– Хасик, видишь ли, так не думает.
– Гурам – большой талант. Теряюсь в догадках. Кого спасать?
Я что, совсем не мужик? подумал Хасик и открыл было рот, но вальяжный Даур сверкнул такими же, как у братьев, лазурного цвета глазами и по-мушкетёрски вскинул кисть:
– Честь рода! Ну и двух дам.
Астамур помолчал пару секунд и вдруг, к полной растерянности Хасика, расхохотался. До слёз.
– Ой, не могу! – он смеялся прямо в небо, а точнее – прямо в согретый солнцем изумрудный виноград. – Неужто до вас только сейчас докатилось?
От неожиданности смутился даже Даур. И подумал, что как бы ни был близок старший брат, а изучить его до дна за все эти годы не смог даже он, спавший в нищем колхозном детстве с Астой на одном тюфяке. Какая, однако, богатая натура для сценического образа. Надо запомнить.
– Ты, наверное, не понял, Астамур, – решительно выложил ладони на стол Хасик. И с размаху сиганул в ледяной пруд: – Гурам болтает, что дочка – не твоя. А что болтает Гурам – о том говорит и всё село.
– Опоздал твой Гурам, – отсмеявшись и вытирая слёзы изрёк Астамур. – О том уж полгода как весь наш город судачит.
Хасик даже забыл вынырнуть из своего ледяного пруда. Так и завис, не в силах ни выбраться, ни потонуть.
– То есть, ты в курсе? – от потрясения даже Даур снял свою маску отстранённого пересмешника. – А почему же нам не сказал???
– А зачем? Это же неправда.
Хасик, наконец, вынырнул и с облегчением ощутил под пальцами тёплое, шершавое дерево стола. Щёки задел горячий полуденный ветер. А может, и кровь прилила. Хасик нащупал стакан, осторожно глотнул.
– Прости, Астамур. Я не мог не спросить.
– Ты в следующий раз руки-то пожалей, – хлопнул его по плечу старший брат. – Пахать да вино давить ещё пригодятся.
И