Мимо радуги. Оксана Валерьевна Предеина
разноцветной беседке. Она полностью испещрена всевозможными надписями, какие только могут встречаться в подворотнях и подъездах. Чего тут только нет: признания в любви, похабные картинки и нецензурная брань, отрывки песен и имена местных на память. Тут и «Цой жив», и корявые значки анархии – это Танькиных рук дело.
Выходит группа малышей с ведерками и малюсенькими лопатками, они гуляют на соседнем квадрате площадки. От нашей беседки до их песочницы – метров десять-пятнадцать. Мы садимся спинами к детям, чтобы они не видели, как мы курим и бухаем.
Воспиталкам на нас плевать. Плевать и сторожу, и даже родителям малых. Что возле детей валяются бутылки, окурки и тонна шелухи от семечек. Что вечерами в беседках никогда не бывает пусто. Что нетрезвые крики и смех разлетаются по всей окрестности. Что здесь собираются все, кто хочет выпить или ширнуться. Ну а где еще?
Нам немного неприятно общаться под детские визги, но что поделать: это все-таки их территория. К тому же долго они не гуляют, так что переживем. Мы открываем «Ячменный колос» и наливаем в пластиковые стаканчики.
– Танька, – задаю я вопрос подруге, – скажи: что делать?
– Да, она у тебя конкретно погнала. Если бы моя мать такое устроила, я бы, наверное, вышла в окно! – заявляет Танюха. Она всегда меня поддерживает. Пусть и не дает совета, но это ведь и не главное в дружбе.
Вскоре к нам подсаживаются девчонки из нашей школы, с которыми мы иногда тусим. Они тоже с пивом – мы начинаем выпивать вместе.
А примерно через полчаса подходят Толстый и Шпала. Они несут коктейли «Казанова» – то еще забористое дерьмо.
– Ну что, пацаны, узнали, что там с Черным? – спрашиваю я.
– Да вот как раз оттудова и идем, – говорит Колян-Шпала. – Там какой-то кипеж, в натуре. Из-за ляпки пацана напрягают по полной! Тут не все так чисто: по-любому хотят на него висяк оформить. Ну а че? Удобно! Черный из детдома, родни нет, приводы уже были. Короче, присядет он, по ходу.
– Лишь бы мокруху не повесили, – рассуждает Танька, – или растление какое. Он же уже совершеннолетний…
– Да кто этих мудил знает! – восклицает Толстый. – Помните, когда Сергеича, бомжару нашего местного, закрыли за грабеж? Там ведь всем понятно было, что он на ногах-то еле стоит, какой там грабеж? Тем более вооруженный. Но мусорам было по барабану.
– Да Сергеич только рад был, – говорит Колян, – в тюряге тепло, кормят, и вообще ништяк для него. А Черный-то нормальный парень!
– Ладно, может, все еще наладится, – успокаиваю я парней. Сама-то я этого Черного толком не знаю, в садик он заходит редко, да и то в основном молчит. Но все равно жалко человека.
Примерно через час к нам присоединяются Саня с Никитой. Танька без ума от Сани, но не показывает ему свои чувства, как ей кажется. На самом же деле, стоит только ему появиться на горизонте – моя подруга сразу превращается в умственно отсталую: ржет невпопад, взвизгивает не к месту, даже меняет голос. И самое мерзкое – начинает жевать волосы. Трансформация происходит так быстро, что я иногда раньше встречаю дегенератку