Повесть о любимом друге. Наталья Полякова
издательской системе Ridero
ВОЙС
Повесть о любимом друге
Эта любовь была с первого взгляда… Из открывшейся двери на площадку пятого этажа выскочило толстое бело-рыжее восторженное существо и, сделав круг, забежало обратно в квартиру. «Это его мама?» – удивленно спросила я. «Что вы, это он и есть» – ответила заводчица. «Какой крупный для трехмесячного щенка» – была первая мысль. Так состоялось наше знакомство с английским бульдогом, за которым мы с сыном приехали по объявлению.
В квартире кроме него жили его мать, невероятно толстая, белая, с единственным рыжим пятнышком у хвоста, и шарпеиха, очень привязавшаяся к этому щенку и нежно его вылизывавшая. Нам показали фотографию отца – солидного рыжего бульдога с увешанной медалями грудью, и стало ясно, что сын «пошел» в него. Мы рассмотрели щенка, хоть это и было непросто: он ни минуты не сидел на месте – носился по комнате, смешно вскидывая широкие лапы, запрыгивал на диван и тут же спрыгивал, хватал и бросал игрушку и опять радостно бегал. «Это он вам радуется, – пояснила хозяйка, – он вообще всех любит, и собак, и людей, и кошек». Последнее обстоятельство сыграло решающую роль: дома уже давно жил белый кот Тишка, любимец семьи. Но этот щенок покорил наши сердца сразу: круглое тельце, складочки на спинке, большая голова с белой «звездочкой» на лбу, крепкие, как у взрослой овчарки, лапы, чудесная попка, отчетливо разделенная на две круглые ягодички, и совершенно умилительный хвостик – крепко закрученный «калачик» с маленьким задорным хохолком. И вообще весь он был какой-то необыкновенно ладный, крепко сбитый, напоминающий мягкую игрушку с «шовчиками» по бокам. «Ну до чего прелестный! Смотри, Костя, какие завитушки у него на попке, как у маленьких детей на темечке», – воскликнула я.
Расстаться с этим существом уже было невозможно. Я подняла его на руки, и теплая тяжесть легла мне на плечо. «Тяжелый, однако!» Мы стали спускаться по лестнице. Шарпеиха жалобно заскулила за дверью.
В машине щенок сладко заснул у меня на коленях, все громче похрапывая. Ехали довольно долго – из Закамска, и перед самым домом он уже храпел, как взрослый мужик.
На полу в коридоре он первым делом выпустил лужу. «Как назовем?» – спросила я сына. «Войсом», – не задумываясь, ответил он. Так звали овчарку, которую держал его отец, когда Костя был еще маленьким. – «А может, Лордом? Англичанин все-таки… К тому же бульдоги почти не лают, чтобы Войсом называться», – попыталась я возразить. – «Войсом».
В «бытовухе» «Войс» сразу превратился в Воську и Войсика. А я называла его по-своему – Возюнька. Кроме меня, его так никто не называл.
И завертелась новая, «веселая» жизнь: лужи каждые пятнадцать минут, кормления, игры, временами понос, первые команды. Спать щенок сразу же стал со мной: как в первую ночь запрыгнул ко мне на постель и я его не согнала, так и повелось: ложился у меня в ногах поверх одеяла, а утром неизменно оказывался перед моим лицом прямо под рукой. Я крепче обнимала его, прижималась к теплому тельцу, вдыхая смешанный аромат молочка и как будто бы ржаного хлеба, и тонула в нежности и жалости к этому доверчивому беспомощному существу, для которого я теперь стала вместо матери.
Возвращаясь домой, я уже заранее предвкушала безумную радость, ожидающую меня за порогом. Пес сразу начинал скакать и носиться по всей квартире, иногда натыкаясь тяжелой башкой на дверные косяки, но, не замечая этого, мчался дальше. Ему, вероятно, казалось, что он бежит очень быстро, но лапы «пробуксовывали» по скользкому линолеуму коридора, его заносило на поворотах, и мы надрывались от хохота. Войсик оказался невероятно игривым и, несмотря на внешнюю неуклюжесть и толщину, очень гибким и прыгучим. Ловя резинового крокодила, он мог подпрыгнуть метра на полтора от пола, а схватив его, быстро-быстро мотал из стороны в сторону головой, как бы рвя игрушку на части. «Измотавшись», ложился, крепко сжимая крокодила толстыми белыми лапами, и с наслаждением грыз. Но с еще большим наслаждением он грыз то, чего было нельзя. Самой большой слабостью были тапки, вообще любая обувь, особенно привлекала его обувь соседей, которая стояла в общем коридоре-предбаннике. Иногда, улучив момент, ему удавалось схватить ботинок или тапок соседа – и догнать его с такой ценной добычей было ой как непросто!
Кот вначале презрительно относился к щенку: «Какое свинство – писать на линолеум! Я себе такого никогда не позволяю», но когда Войсик подрос, стал держаться рядом с ним, особенно если в квартире было прохладно, Тишка всегда лежал на диване рядом с Войсом, греясь – такое уютное тепло излучала эта собака. Во время Воськиных игр кот забирался на возвышенное место – журнальный столик или спинку кресла и оттуда коротким броском бил лапой по проносящейся мимо собачьей спине и тут же ее брезгливо отдергивал. Пес ничего не замечая мчался дальше – ему это было как слону дробина, а кот ловил кайф от своей смелой дерзости и рос в собственных глазах.
Войсик же Тишку полюбил сразу, его тянуло к нему в буквальном смысле: он любил тихонько обнюхивать и осторожно трогать лапой спящего кота, за что часто получал по морде. Но никогда не обижался. Вообще агрессии в этой