Элизабет Тейлор. Клеопатра Голливуда. Софья Бенуа
Съемки давно закончились, а Элизабет так и не вышла из роли до конца, обзаведясь одной неприятной привычкой: ложиться в больницу и поднимать панику после любого чиха. Способность чуть что оказываться на больничной койке стала для Лиз инструментом манипуляции матерью, режиссером, партнерами по съемочной площадке, а в будущем – мужьями. Как только что-то происходило наперекор актрисе, она на следующий день срывала съемки, оказываясь на больничной койке. Китти Келли вспоминает:
«Первая хворь юной звезды, по всей видимости, явилась реакцией на перемены в семье, которые она в силу своего юного возраста не могла понять до конца. Эти перемены начались с того момента, когда Элизабет «одолжили» студии «Уорнер Бразерс» для участия в картине «Жизнь с отцом». Съемки этой ленты заняли пять месяцев. К середине этого времени Сара успела по уши влюбиться в режиссера картины, Майкла Кертиса, пятидесятивосьмилетнего венгра, который вошел в историю кинематографа главным образом как создатель «Касабланки» и первооткрыватель таланта Дорис Дей. Для похотливого Кертиса пятидесятилетняя мать Элизабет была лишь очередным мимолетным увлечением, которое закончилось одновременно со съемками фильма. Однако уже этот скоротечный роман на какое-то время разбил супружеские узы Тейлоров. Осенью Фрэнсис вместе с сыном уехал в Висконсин к своему дяде Говарду Янгу. Элизабет осталась в Голливуде с матерью».
Кадр из фильма «Синтия»
В то же время Элизабет начала постепенно отбиваться от материнских рук: сказывался переходный возраст и усталость от постоянного контроля. Она усвоила манеру вести себя несколько развязно и даже использовать в речи крепкие словечки. Ее коллега по цеху, актриса Мэри Астор, вспоминает:
– Когда я наблюдала за Элизабет со стороны в столовой во время съемок «Нэшнл Велвет», у нее был такой серьезный, сосредоточенный вид. Теперь же его как ни бывало. Куда только подевалась ее застенчивость? Элизабет начинала понимать – это, впрочем, естественно для ее возраста, – что природа наградила ее красотой. А еще она была смышленой. Очень даже смышленой. Такие обычно стремятся быть первыми в учебе. Для ребенка она отлично умела сосредотачиваться на работе – и этим мне нравилась. Элизабет была сдержанной и слегка надменной. Вернее, более чем слегка. В ее фиолетовых глазах временами проскальзывало нечто расчетливое, словно она точно знала, чего ей хочется, и не сомневалась, что сумеет добиться своего.
Кроме того, жгучая красотка Лиз стала ярко краситься, носить вызывающе-открытые платья и блузки, и из скромного, послушного материнской воле подростка превратилась в соблазнительную, непокорную штучку. Китти Келли пишет об этом периоде жизни юной звезды:
«…Элизабет красила ногти на руках и ногах алым лаком, обильно поливала себя туалетной водой, носила огромные серьги и наряжалась в пышные юбки и «крестьянские» блузки с глубоким вырезом. Она по осиному перетягивала талию и всегда стояла прямо, выпячивая вперед грудь, словно