Сакура. Константин Дар
Позднее всё-таки открылось, что тот имел гомосексуальный опыт на свободе и неоднократно совращал малолеток у себя дома. За это его отправили в гарем, но это было уже в зоне…
Количество мест в камере более-менее соответствовало нам и мы впервые могли вздохнуть уже более свободно, если так можно выразиться. Сергей занял самое козырное место, которое ему с готовностью уступили, признавая его лидерство. Тот на правах старшего распределил каждого по местам, указав мне на нижние нары напротив себя у окна и таким образом приблизив к себе, давая понять своё расположение. С его решением споров также не возникло, а я, воспользовавшись ситуацией, попросил положить Виктора надо мной, на второй ярус. Сергей великодушно кивнул головой, лишь неодобрительно бросив косой взгяд на подельника Виктора, уже неуклюже взбирающегося на третий ярус над Виктором. Он стукнул его кулаком по ноге, когда тот случайно зацепил его:
– Осторожней!
Из-под потолка раздалось недовольное и неразборчивое бубнение:
– Чего-чего? -переспросил Сергей, нахмурив брови и грозно взглянув наверх.
– Ничего, -с неохотой ответил верхолаз и затих, очевидно обидевшись.
– Ты, блин, смотри у меня!..-незлобно пригрозил тому Сергей и поглядев на нас с Виктором чуть не подавился со смеху, тщательно сдерживаясь, чтобы не выдать своих чувств и приложив свой палец к своим губам. Мы еле сдержали приступ хохота, закрывая рты…
Там нас подержали где-то около двух недель, очевидно формируя группу, для дальнейшего этапирования и ожидая соответствующей даты. Нас практически никто не беспокоил и мы могли делать почти всё что угодно, в разумных пределах, конечно. Даже могли устроить себе дневной сон, не страшась понести за это наказание, чего нельзя было сказать о Глазове. Сначала мы опасались спать днём, а затем, когда поняли, что за это наказания не последует-уже спали в открытую. Никаких хлопот надзирателям наша камера не доставляла и нас не трогали, лишь проводили соответствующие проверки и кормёжку, согласно внутреннему тюремному расписанию. На удивление даже никто не визжал истошным и истерическим криком на продоле типа: Подъём! -или-Отбой! Однако и на прогулки нас тоже не выводили, хотя мы от этого особо не страдали. Окно было довольно просторным для тюрьмы и не забитым с улицы-так что мы могли видеть небо через решётку и небольшой ряд колючей проволоки, очевидно тюремное ограждение. Больше увидеть ничего не удавалось. Свежий воздух бесприпятственно поступал к нам и мы уже не задыхались от паров собственных тел и табачного дыма, хотя и было очень жарко-подходил конец августа.
В целом, если не считать напрягов с передачами и наших понемногу иссякающих запасов, казалось, что мы ещё и неплохо сидим. Некоторые даже умудрились поправиться на лице, что явно было заметно. По поводу кормёжки невольно шутили, что так можно сидеть. Отношения в коллективе были ровными и, можно сказать-дружными. Делить нам было нечего,