Кошк и Солнц. Мария Фомальгаут
понять, что именно я вижу, а ведь в жизни не видел ничего подобного, а ведь я не понимаю, где кончается одна грань, начинается другая, хоть убей, не могу понять…
Вот оно, – еще не говорю я себе, но уже понимаю, вот оно, бесконечное число сторон, и обратных, и необратных…
Мне страшно, я понимаю, что боюсь этой бесконечности, потому что никогда не смогу её понять, это что-то… что-то… за пределами… за пределами нашего, привычного, и никакое скопище сторон не заменит этого… этого…
Что-то еще…
Что-то…
А.
Ну да.
– Покажи себя изнутри.
– Что?
– Покажи себя изнутри.
– Не… не понял…
Я рассекаю себя пополам – одним ударом, половинки падают в пыль, я заплевывает мой экран чем-то густым, непрозрачным, я понимаю, что я злюсь, что я защищаюсь, и все-таки неприятно это, когда вот так яростно отбиваюсь от самого себя, снова и снова плюю в экран мутно-красным, когда я рассекаю себя, чтобы увидеть, что внутри…
Вот оно, говорю я себе.
Вот оно.
Со всех сторон.
Изнутри. Снаружи. Со всех обратных сторон…
Сигналю себе, через пустыню, в бесконечность:
– Я нашел себя.
– Еще себя? А, ну хорошо… и как там я насчет тех сторон, верю, не верю, хочу искать, или сто лет мне это не надо?
– Я себя проверил… я нашел все свои стороны… и снаружи… и внутри… вот… смотри… смотри сам…
Показываю самого себя самому себе, не понимаю, почему я в ярости, почему я срываюсь на крик, почему я готов убить себя, почему я ору, да ты сам хоть понимаешь, что наделал-то…
Автор приходит не через дверь
– Па-ап, ну скажи ей!
– Мэг, не балуйся, – смотрю, как Мэг поливает брата из брызгалки, машинально говорю – Мэг, не балуйся.
Я знаю, что её зовут Мэг.
Но я спохватываюсь, что не знаю, как зовут меня самого. Нет, не так, как будто я забыл свое имя, а так, как будто у меня его не было вовсе.
Супруга раскладывает на тарелке сандвичи, супруга хочет, чтобы все было красиво. Как зовут супругу, я тоже не знаю, я говорю ей – дорогая, – кажется, ей нравится. Младший сын то появляется, то исчезает, – причем, буквально, то у нас есть младший сын, то у нас нет никакого сына, и никогда не было.
Мы сидим на склоне холма, на котором возвышается замок, давным-давно всеми позабытый и позаброшенный. Мы приехали сюда на пикник, надо же когда-то собираться всей семьей, собираться всей семьей, я сказал, а ну вылезли из телефонов своих, займитесь чем-нибудь… э-э-э… ну вот хоть из брызгалки друг друга полейте, быстро же я забыл, что сам только что велел этого не делать. Н-да, как-то у других получается детей воспитывать… да у кого у других, ни у кого не получается, те же проблемы у всех…
– Па-ап, а смотри!
Мэг показывает мне что-то в телефоне, Мэг, я кому сказал, телефон в кои-то веки убрать, – Мэг настаивает, нет, ты смотри, смотри… Смотрю, смотрю, ожидаю увидеть очередное что-то