Ультрафен. Александр Леонидович Миронов
груди.
Юлия Петровна, обняв дочь, стояла немного растерянная и озабоченная. К дочери пришли не только месячные, пришла, кажется, и первая любовь.
Часть 2
Поезд “МОСКВА – ИРКУТСК”, “Байкал”.
Ночь. На второй полке лежит пассажир. Он спит. Ему грезится сонный кошмар…
Небольшая комнатка в доме барачного типа – та, в которой когда-то стоял гроб с военным.
В комнате трое: две женщины, одна пожилая, другая молодая и красивая, и маленький мальчик.
Он играет в какие-то игры с предметами, заменяющими ему и лодки, и машинки, и куклы. Здесь были, за неимением настоящих игрушек, и обрезки чурочек, и щепки, связанные при помощи ниток крестиком, напоминающие человечков, и сучки, представляющие каких-то животных, – при определенной фантазии подобное можно представить, чем мальчик, похоже, обладает.
Женщины ведут разговор. Молодая нервничает и сетует на превратности судьбы.
– Что мне теперь делать? Куда я с ним?.. – кивает она на ребенка.
– Да не волнуйся ты! Тебе ли переживать? – успокаивает пожилая. – Тебе ли с твоей красотой нос вешать, Антонида? Только подмигни…
– Ага, подмигнула… – вновь кивает на мальчика.
– Хочешь, я тебе снова присватаю?
– Спасибо, Аркадьевна. Мы уже это проходили.
– Так кто же знал, что его так скоро кондрашка приберёт? Ведь герой был. В орденах, в медалях, и чин не малый. В раёне секретарем был.
– Орденов понахватал, а здоровье растратил. Дома жил, как на войне. Ни днём, ни ночью покоя не было. В каждой бочке затычка. Андрей Марьянович, там чепе – срывается, ночь-полночь, едет. Андрей Марьянович – аврал! Бежит. Кровью харкал, а дома не сидел. И вот добегал. Другие горкомовские и райкомовские работники зад от стульев не отрывали – им все: и квартиры, и путевки, и машины, а этот… – отмахнулась, – малахольный. Это ты: начальник большой, холостой, молодой, с войны пришел – герой. Ге-ррр-ой! Другой бы квартиру путную выхлопотал, на курорт бы семейную путевку, как фронтовик и секретарь райкома партии, стребовал. А он все отмахивался да жданками почивал. Ни себе, ни мне, ни ему, – кивает на сына. – Оставил вот…
Антонида хлопает от расстройства себе по икрам и обводит слезящимися глазами комнатку, скромную в ней обстановку.
Мальчик подает голосок.
– Мамочка, я кушать хочу.
Антонида продолжительно смотрит на него, словно не узнает. Лицо холодное, отчужденное, но отвечает ласково.
– Потерпи, маленький. Нет еще ничего.
Мальчик послушно склоняется к игрушкам.
– Ты, Атонидушка, не психуй, успокойся, – уговаривает женщина. – Сядь-ка, я тебе вот чего подскажу. Сядь.
Антонида придвинулась к Аркадьевне ближе и откинулась к стене.
– Ты вот чего… перебирайся-ка ты в Майск. Город молодой, строящийся, там сейчас молодежи, мужиков, как омулей в бочке. А баб – пшик! – нету. Если ты не сробеешь, то такого подцепишь, какого душе угодно. И город на новом месте и люди разные. Кумекаешь?..
Антонида кивает на сына.
– С таким приданым?
– Ну-у, можешь на какое-то время у меня оставить.
– А