Сделай, чтоб тебя искали (сборник). Исаак Шапиро
мрачные трюмы…».
Я раньше не слышал этих песен. Мне интересно, подсаживаюсь к нему. Он раскидал на ватнике по три карты и хотел объяснять, как играют в очко. Но передумал:
– Тебе ещё рано.
– А я уже первый класс закончил.
– Ну, тогда… свой человек, кнокай сюда…
Тут тётя Фаня позвала меня и строго-настрого, хоть и негромко, велела сидеть в нашем углу, не приставать к посторонним. И мама добавила: слушайся, что тебе говорят…
Но стоило тёте задремать, я уже снова был возле Сани, запоминал карточную науку.
Вечером мама с тёткой шептались обо мне. Они решили, что сплю, но я всё слышал: тётка настаивала, что мама должна запретить, в нашем доме не играли в карты, надо отвлечь…
– Чем ты здесь отвлечёшь?
– Не знаю. Но почему притягивает именно такой тип? Ведь есть другие люди…
– Не смеши. Неужели не видишь: тут единственный живой человек – этот босяк.
На следующий день поезд остановился посреди степи. Мы выглянули – станции нет, впереди просматривался переезд. Но вдоль пути стояли в ряд казашки, а возле каждой сложенные горкой арбузы и дыни. Конечно, машинисты знали – на этом перегоне торгуют до поздней осени – оттого привычно тормозили. Из других вагонов уже выпрыгивали более проворные, интересовались ценой.
На гвозде висел чей-то пиджак. Саня, быстро натянув его, бросил: я на минутку, прибарахлиться…
Хозяин пиджака заорал:
– Повесь на место!
– Папаша, в пиджаке вид солидный… верну, как взял.
– Повесь, говорю!
– Не залупайся, дядя! Мы с тобой на брудершафт не чокались. Пиджак может уйти своими ногами. Усёк?..
– Бандит!
– Господи, кто из нас бандит… – бормотал Саня, уже спускаясь на землю.
Казашка стояла как раз напротив нашей раскрытой двери, стерегла товар. Саня оживлённо знакомился с ней, хлопал по арбузам, нюхал жёлтые дыни, торговался, обещал взять много, если сбавит цену. Наконец они сговорились, и он начал забрасывать арбузы и дыни в вагон. Я оттаскивал их подальше от входа. Вначале подсчитывал, но после десяти сбился со счёта и только спешил освободить проём.
Саня работал как заведённый и непрерывной болтовнёй развлекал продавщицу. Она улыбалась, иногда даже хихикала. Паровоз гукнул. Саня вытер пот и стал озабоченно рыться в карманах пиджака. Поезд тронулся, набирал скорость, а Саня продолжал что-то объяснять. Я боялся, что он не успеет, но он догнал наш вагон, вскочил на лесенку. Казашка размахивала руками, кричала, и он кричал в ответ:
– Айша, вернусь – рассчитаюсь! Слово комсомольца!
Пиджак он повесил на гвоздь.
– Папаша! – и показал, как стряхивает пылинки.
Я помогал ему сложить добычу у стенки, возле его ватника. Саня раскрыл складной нож и стал нарезать широкие ломти, – арбузы от первого надреза с треском разваливались пополам, а на срезе дынь выступали пузырьки сока.
– Ну, граждане беженцы и беженки, шамовка готова! Ресторан «Приморский