Заснеженное чудо. Ольга Заровнятных
на стуле – это был верный знак начала педагогического внушения. – Я полагала, что ты достаточно хорошо ориентируешься в литературе и понимаешь, чем отличаются поэты и писатели от простых людей.
Тут началась столь длинная и пафосная речь, что я уже было пожалела о заданном вопросе. Ну правда, нашла у кого спрашивать! С другой стороны, врага надо знать в лицо. В данном случае моим врагом была причина, по которой Маргарита Львовна сочла чье-то сочинение лучше моего. А рассуждения на тему великих поэтов и простых смертных на меня смертную тоску нагоняли. Вот я, казалось бы, обычный человек – это если брать к примеру, – но только на первый взгляд! На самом деле я отличница, хорошая дочь, верная подруга, да просто замечательный человек. Да, я высоко себя ценила, но для этого были все основания. Ну и чем я, скажите мне, хуже всех этих писателей?
– Ее сочинение очень отличалось от всех остальных сочинений. Я имею в виду, вообще от всех сочинений, которые мне довелось прочитать на своем веку, – выдернула меня из размышлений Маргарита Львовна. – Оно особенное, понимаешь, Женя? Оно оригинальное!
У меня челюсть отвисла. Хотелось крикнуть: нет! Оно сумбурное! Запутанное, бессвязное! Оно написано потому, что Наташка не знала, о чем писать! Потому что у нее нет любимого времени года, у нее вообще нет ничего любимого! Наташка – это серая мышь, даже хуже, щепка, несомая волнами огромного людского океана. Она не может быть оригинальной. Она со временем потяжелеет от воды и опустится на дно, и никто никогда о ней даже не вспомнит.
– В этом сочинении Наташа не только рассказала о своем любимом времени года, но и назвала причины, по которым оно стало любимым, описала предысторию… Если бы в этом сочинении присутствовал сюжет, его с полным правом можно было бы назвать рассказом! Хотя существует же еще и бессюжетная проза, – задумчиво произнесла Маргарита Львовна, и я почувствовала, как ее смывает волной размышлений и уносит куда-то в неведомые дали.
Раздавшийся звонок на урок избавил меня от ее лекции. Вот теперь уже я торопилась, потому что не любила опаздывать, всегда старалась быть пунктуальной. В отличие от химички Ирины Леонидовны – она опаздывала на каждый урок, так что у меня даже сейчас была возможность прийти раньше ее.
Я влетела в класс химии и плюхнулась на свое место. Наташка удивленно посмотрела на меня, но ничего не спросила. В принципе, в ее немногословности и замкнутости иногда были свои плюсы, я могла это признать. Еще не хватало мне только сейчас изворачиваться и врать, почему я опоздала, где я задержалась…
Ирины Леонидовны, как я и рассчитывала, все еще не было. Зато было кое-что другое. Перед учительским столом красовались – хотя это слово уж точно здесь не подходит – порванные мятые листки бумаги. Только теперь я обратила внимание на то, что класс шумит как-то необычно. В любой другой день шум в классе напоминал гул деревьев во время сильного ветра. Сейчас же шумел, скорее, тростник.
– Это что, кто-то до туалета не добежал? – насмешливо спросила я у Наташки, кивнув