Чертик у Флорианских ворот. Михаэль Кречмер
Посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна – волосы едва прикрывали затылок, а лицо, лишенное рыжего обрамления, казалось совершенно чужим, хотя все еще очень привлекательным.
“Так меньше вероятность что меня кто-то узнает”– подумала Магда. Ведь как можно смотреть кому-то в глаза, когда по твоей улице маршируют солдаты в серой форме, а в окно твоего дома “лает” громкоговоритель?
На лестнице Магда встретила пожилого соседа бухгалтера пана Рышарда, который отправлялся выгуливать престарелого пса.
–Не правда ли, чудесная погода в этом году в сентябре, пани Езерницка? – вежливо поинтересовался бухгалтер и по-старомодному чуть приподнял шляпу.
За несколько недель до Рождества неожиданно вернулся Тадек. Он был все в той же шинели, правда, грязной и без погон. И без того худой, вернувшийся с войны Тадек напоминал одетый в военную форму скелет. Правую ногу он едва волочил, опираясь на самодельную деревянную палку. По его словам, их армейскую колонну атаковали Мессершмидты. Тадек был тяжело ранен и оказался в госпитале, где несколько дней находился между жизнью и смертью. Очнувшись после операции, Тадек не сразу понял, что госпиталь занят Вермахтом, и он, и оперировавший его военный врач являются военнопленными… На следующий день явился немецкий офицер в накинутом поверх формы белом халате. Брезгливо окинув взглядом помещение, заполненное ранеными солдатами, он приказал очистить больницу от польских раненых, ибо ему приказано подготовить госпиталь к приему раненых Вермахта.
По возвращении в Краков, Тадек, вопреки ожиданиям Магды, целыми днями пребывал в жесточайшей депрессии.
–Там, в лагере я только и мечтал, как бы добраться домой… Мне казалось, тут в Кракове будет все по-прежнему. – говорил он в порывах откровенности. – То есть, я понимал, что и этого просто не может быть…Немцы…, будь они прокляты…
В Кракове, конечно же, ничто не осталось по-старому. Над Вавельским замком- древней резиденцией польских королей- развивался алый стяг с черным пауком свастики на белом круге… Городу надлежало стать столицей генерал-губернаторства – податной земли, недостойной даже того, чтобы быть присоединенной к Рейху… В этом была особое, изощренное издевательство – древняя столица Пястов и Ягеллонов, которые в течение столетий вели славянских воинов на борьбу с германскими рыцарями, была объявлена “исконно немецким городом”, и лишними в этой идиллии были польские граждане.
Не было театра… То есть роскошное здание главного театра у стен Старого Города не пустовало. Там играла набранная из местных немцев труппа на немецком языке репертуар, полностью соответствующий эстетическим предпочтениям нацистов – зубодробительные патриотические спектакли, воспевающие величие германской расы, вперемежку с легкими водевилями и комедиями.
Тадек каждое утро спускался на улицу и шел до Рыночной площади (разумеется, никто из горожан и не думал называть ее площадь Адольфа Гитлера), стуча костылями