Зона сна. Дмитрий Калюжный
глаз, он почувствовал ужасающий холод, какого, пожалуй, никогда в жизни не испытывал. А когда он их открыл, то содрогнулся: вокруг торчал из снега, высоко вверх, мрачный лес, заиндевевший от мороза, а сам он валялся в сугробе, совсем без одежды, и даже без нательного креста.
Стас вскочил, вернее, попытался вскочить, что далось ему с трудом. Он посмотрел на себя и не узнал своего тела: оно было как будто распухшим, минимум в полтора раза больше чем обычно. Уж не переселился ли я душой в Дорофея Василиади, подумал он с нервным каким-то юмором, и на всякий случай потрогал себя за лицо. Нет, лицо вроде было его собственное. Опять сон, подумал он. И премерзкий.
Холод становился невыносимым. Стас запрыгал на месте и замахал немеющими руками, высматривая какую-нибудь тропинку среди чёрных голых осин. Бесполезно.
Он побежал по снегу, высоко вскидывая ноги. Не может же быть, чтобы мне на самом деле было так холодно, подумал в отчаянии. Это мне снится, что будто бы мне так холодно и что будто бы я это чувствую. Умница Алёна всё правильно раз-з-яснил-ла… А на самом-то деле так холодно вообще не бывает!
Он остановился, схватил горсть снега и попытался натереть себя им, как учили в скаутском лагере. Но учили-то летом, вот в чём беда! Пока оттирал руки, немело лицо и… в общем, всё остальное. Мрачный лес по-прежнему возвышался по сторонам. Ни малейших признаков ни зверя, ни человека.
В глазах образовались две слезинки и тут же замёрзли. Потом подкосились ноги, и Стас упал головой в сугроб. Вывернулся, как сумел, потрогал ступни и голени и не почувствовал собственных прикосновений. Попробовал подняться – бесполезно, ноги отказывались его держать. Он валялся под ёлкой и дрожал крупной дрожью.
Спасительная мысль о том, что это – сон, и сейчас он проснётся, и всё кончится, почему-то уже больше не приходила в голову. Вспомнилась матушка и квартира на Лубянском проезде, пироги, крашеные яйца на Пасху, приезд отчима из Петрограда – это было всего какой-то месяц назад… А четверть часа назад он разговаривал с Алёной, греясь на тёплом июньском солнышке! Было это? Нет?
Стас ощутил звериную тоску и хотел заплакать, но уже не мог. В какой-то момент дрожь унялась. Холода он больше не ощущал. Воспоминания о матушке стали ярче, объёмнее. Ему показалось, что он чувствует тепло родного дома, и он даже принюхался: не пахнет ли пирогами?..
Какие-то силуэты, похожие на индейцев-ирокезов с томагавками в руках возникли между деревьев и приближались к нему, приплясывая. Из последних сил Стас тряхнул головой и проморгался. Морок исчез, зато прилетели две вороны и, каркнув, сели на ветку прямо напротив него, стряхнув с ветки снег. В голове возник ровный звон и больше уже не пропал.
А потом он обнаружил себя лежащим на лавке в трапезной, и увидел Маргариту Петровну, обмахивающую его полотенцем. Товарищи по училищу заглядывали через её плечо.
– Очнулся! Очнулся! – радостно завопил кто-то.
Маргарита Петровна присела на лавку, положила голову Стаса себе на колено.
– Ну,