Гнездо Феникса. Евгений Филенко
согласно уставу Звездного Патруля, затребовала распоряжений.
У Кратова язык чесался скомандовать им выметаться из помещения маяка и вообще с этой шальной планеты куда подальше. Предпочтительно – домой, к мамочке, в куклы играть. Привести этот замысел в исполнение мешало болезненное воспоминание о том, как эти девочки недавно спасли ему жизнь.
Не обронив ни слова, он убрел в сторону бытовых отсеков.
Ему было просто необходимо чем-то занять себя, успокоить нервы. Продержаться хотя бы до возвращения Гранта, который вместе с командором и субнавигатором улетел на гравитре обозревать окрестности маяка. Можно было, разумеется, заточить себя в каюте, но там, в четырех голых стенах, Кратов гарантированно дозрел бы до такого градуса злости, что сорвался бы, потерял лицо, что непозволительно звездоходу, пусть даже и бывшему…
Тут ему припомнились слова Ленки Климовой – командора Климовой – насчет героев-космопроходцев, прозвучавшие в первые мгновения их встречи. Кратову сделалось невыносимо гадко, и он, тихонько постанывая от омерзения к самому себе, к чертову маяку, да и ко всему миру, поплелся в душ.
Толкнув маленькую сдвижную шторку, он успел расслышать легкий шелест водяных струй и разглядеть нечто белое и округлое. В следующий момент его с истинно мужской силой сграбастали за плечо, развернули и вышвырнули в коридор, будто котенка. Шторка расправилась, за ней сухо выстрелил замок и донеслось чуть слышное хихиканье. Напрочь сконфуженный, Кратов немного пробежал по инерции, пока не уткнулся в стену.
Тут его разобрало, и он расхохотался. «Звездоход называется, – подумал он. – Брат-плоддер! Недоставало еще, чтобы рожу расцарапали». Ему сразу полегчало, удушливая пелена отвращения ко всему на свете растаяла, и он сразу вспомнил о массе дел, которые можно было переделать, никому не попадаясь на глаза.
Вернувшийся к обеду Грант застал его в каюте, где он, во вполне добром расположении духа, листал затрепанный до немыслимости сборник старояпонских хокку и танка, с которым не расставался ни на одной из планет. Грант был взмылен, взвинчен и красен от веселого бешенства.
– Да, да! – провозгласил он с порога. – Я знал, что в Звездном Патруле работают люди с тяжелым характером. Но чтобы до таких пределов, да еще женщины!.. По-моему, брат-плоддер, Внешний Мир в наше с тобой отсутствие допустил существенные пробелы в воспитании молодежи, и нам пора возвращаться, чтобы восстановить статус-кво. Лично я вырос в атмосфере всеобщего уважения к моей личности и, знаешь ли, не привык, чтобы меня, как нашкодившего щенка, ежеминутно погружали носом в лужицу.
– Заслужил, наверное, – спокойно отозвался Кратов. –
Стократ благородней тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
«Вот она – наша жизнь!»?[1]
Надеюсь, сегодня ты следил за своим языком? Употреблял эвфемизмы?
– Следил и употреблял. И, увы мне, часто. В гравитре было очень душно, и я снова позавидовал твоему
Басё (1644–1694). Пер. с японского В. Марковой.