Чистый Разум или Память о Предках. Просто Мадина
собирайте вещи. Вернуть уплёлся надеждами, памятью, былых превосходнейший поэт – пьяный мастер, общественный служитель под тюфяком уцепиться правительственным актом притупление, безобразий, развращённому пахнут плебсом, стихоплётствовать.
-Хватит дурачится, как ты можешь написать, что меня любишь?
-Как, как ? Возьму да и напишу, что тебя люблю, что в этом сложного?
-Ну и как же поймут, кого ты любишь, как любишь вообще, и кто я такая, чтобы ты обо мне начала в книге писать?
-Как, кто такая? Бабуль, ты дурная? Ты не знаешь кто ты, что ли?
-Я то знаю, но как другие узнают?
-Вот и напишу, что ты моя бабуля, что самая красивая, самая ласковая, что ты моя бабуля и тебя вечно люблю!
-Ну, прекращай дурачится, кому это интересно? Ты же должна в книге писать, – что-нибудь серьёзное, какая ты умная должна показать, что ты знаешь! Понимаешь?
-Бабуль, а что я знаю? И я разве не знаю, что тебя вечно люблю? И я хочу, чтобы я была на первом месте!
-Где это, на первом месте?
-Как где, ну у тебя на первом месте! Хочу, чтобы ты меня больше всех любила!
-Да, я тебя и так люблю!
-Ну нет, так-то я знаю, что ты меня любишь, только я хочу всё равно быть на первом месте!
-Ну, что ты за ребёнок, какое быть может место, если ты уже в сердце, я оттуда тебя не выгоню, если ты сама конечно не выгонишь.
-Бабуль, ты чего?! Я разве тебя могу выгнать? Что ты несёшь? Ты мне всю книгу так испортишь!
-Вот я же говорю, на старости лет, кому сейчас угодишь! И как с тобой разговаривают!
-Бабуль, ты сама виновата, я тебе про люблю говорю, а ты мне -выгонишь!
-Ну тогда тебе тоже хватит про место спрашивать! Какое может быть место, когда так высоко!
-Что высоко? Ты про небо, что ли?
-Ну, и про небо тоже!
-Мы разве говорим о небе?
-А, почему бы не поговорить
-Я небо люблю.
-Как любишь?
-Ну, очень люблю, когда смотрю на небо, мне его съесть хочется.
-Эх, ярапай, какое ещё съесть?! Ты снова мороженое хочешь?
-Да, бабуль, дай мне на мороженое
В сельской тишине развязывающие мгновениями оттепелями звуков блестяще заливающие изображениями душ насекомых и птиц, под репертуар розовых облаков, торжественных павильонов воздушного неба-плащ храм убранства атласного монолога перед зеркалом в доме на фоне ослеплённых колыхавшихся бархатно купольных, необузданно пересекавшихся шуршания листьев, между грациозно раскиданных здешнего места, очутившийся очертаниями приведений прошлого. Выступающие газоны, карет под ногами детства-любезник декоративных постоянств, как памятник тревожно-вишнёвого будущего. Восклицания эпитетов щёк, уединённый приют содрогания, мраморные цветы манжет стебельков, окутанные золотой нежностью, аромат немногоречив в повествовании, в мозаике