Самовар. Б. Вавилонская. Михаил Веллер
От старый обосрух!
– Э, э, мужики, вы чо? кончай лаяться!
– Щенок лается, – спокойно цыкнул старик.
Ответно стараясь не унижаться раздражением, № 4 повернул лицо и с видом равнодушия сплюнул окурок, не попав в его рюкзак.
Старик пожевал собственную скурившуюся папиросу, потянул во рту слюну, обведя ее языком вокруг мундштука, и с пневматическим звуком послал в рюкзак соседа. На тонком теплом брезенте затемнело влажное пятнышко.
– Попал, – констатировали из цепи.
Слегка побледнев, оскорбленный плюнул на рюкзак обидчика. Зрители тянули головы, следя за поединком. Ссора взорвалась. Ругательства кипели на трясущихся губах врагов. Плевки, единственное доступное оружие калек, поражали воздух мимо лиц.
– Тцть-цфу!..
Они резко, в неумелом уподоблении удару змеи, выбрасывали головы, стремясь увеличить скорость и меткость. Раскачивались, ловя помогающий момент инерции.
Наконец, старик выждал паузу, с вязким храпом потянул в рот из носоглотки, собрал внутри щек, и с отрывистым щелчком метнул в цель. Противник не сумел уклониться, и над правой бровью ему влепился комок зеленоватой слизи.
Победитель еще секунду не верил – смотрел: вспыхнул счастьем и торжествующе захохотал, разевая черную пасть, злорадно, упоенно.
Оплеванный помертвел. Челюсть его отвисла, веки прикрылись. Зловонная харкотина медленно сползала со лба через бровь. Теперь смеялась вся прогулка и обменивалась комментариями.
Потом рот его сжался, зубы скрипнули, кадык дернулся и задавил короткий скулящий кашель. Под ресницами блеснуло.
Безрукий и безногий людской огрызок висел с плевком на лице под ласковым солнышком и бессильно плакал, беззвучно, безнадежно.
Этот человек – я.
Глава II
Ночью в саду поет соловей.
У человека, который придумал, что утро вечера мудреней, наверняка был при себе полный комплект конечностей и устойчивая психика. Наше утро начинается как раз с вечера.
После отбоя (если не дают снотворного) мы полудремлем, дожидаясь первого извещения: тихого присвиста, краткой трели – настройка голоса. Увертюра крепнет, развивается в мелодию; мы открываем глаза и лежим, дыша тихо.
Луна сияет над миром и льет серебряный свет на недвижные ветви. И чарующая музыка услаждает наш слух. Приятно думать об этом именно так. Полноценностью жизни сейчас мы уравнены хоть с флибустьерами: кроме слуха все равно ничего не нужно.
Понятно, большой камень в пустоте отражает излучение комка огня в той же пустоте. А серый маленький птичк, пока его самка насиживает яйца, издает свои птичьи звуки. А все-таки приятно. Всю зиму мы ждали, когда прилетит наш соловей.
Кстати о соловьях. Маша прихлопнула на кухне нашего шмеля. Сама проболталась. Зараза… хочется уснуть с умиротворением, вспоминая хорошее. Но не всегда это удается.
…Пробуждение начинается с того, что Старик – Лев Ильич – кашляет. Он клекочет, как орел, и булькает, как лягушка, бронхи его трещат и поют на манер гармошки под сапогом драчуна. Ну и, спрашивается, с какими чувствами должен встречать человек