Бульон терзаний. Ольга Лукас
с места Владимир.
– Омм, папочка, релакс, – Аня сложила указательные и большие пальцы колечком, как медитирующий йог. – Бунтуйся не бунтуйся… Не нравится – вали. Не умеешь работать – вали. Не веришь в себя – вали. А на рынке предложение сильно превышает спрос, так что нет смысла особо выделываться. Зато сегодня на летучке объявили тендер. На самый позитивный сюжет к Новому году. Типа, люди устают за год от негатива, надо их порадовать. Хотят тридцать первого сделать все новостные выпуски сладенькими. Если Земля не налетит на небесную ось. Назначили три премии. Первое место и два вторых. Вот получу первую премию, и все они укакаются… Слушай, а в театре вашем нет никаких позитивных новостей? Ну вдруг?
Владимир оживился: вообще-то дочка очень скептически относилась к его работе. Однажды, еще в младших классах, когда он вел ее на день рождения к подруге, остановилась на полдороге и сказала строго: «Папа, я всем говорю, что ты снимаешься в рекламе. Смотри не проболтайся, что в театре играешь!»
– Вот малую сцену наконец открываем! – радостно начал Владимир. – Помнишь, я говорил? Капитан отдал своим студентам подвал, и они там сами все обустроили. В начале декабря будет первая экспериментальная постановка – «Майская ночь, или Утопленница». Если хочешь, можешь об этом сделать репортаж. Я для тебя выясню все, что надо.
– Очень актуально! – фыркнула Аня. – Майская ночь в декабре. И позитива выше крыши! Утопленница! Она утопилась! Радость и веселье! Рейтинг канала растет, все танцуют вокруг елочки.
– Но это же классика. Это Гоголь… – растерянно произнес Владимир.
– Да от вас ничего, кроме замшелой классики, и не дождешься.
– Ты не поняла – постановка экспериментальная. Студенты взяли самые страшные рассказы из «Диканьки» и делают чуть ли не комнату страха: там уже при входе какие-то мертвецы из гробов будут вставать, голоса звучать. В подвале места изначально было мало, но они решили задействовать все пространство, а не только сцену.
– А раньше что в этом подвале было?
– Да ничего не было. Архивы заплесневелые. Нам же в девяносто четвертом это здание от какого-то треста досталось, они почти двадцать лет не могли вывезти свои бумаги, так все и кисло. А потом выяснилось, что бумаги эти давно никому не нужны. Распечатали двери. Зрелище было не для слабонервных, я в тот день как раз заходил по каким-то делам, меня отвели, показали. Капитан тоже посмотрел, походил там среди гнилья и решил – денег у театра на благоустройство этой помойки нет, подвал нам не нужен – и отдал его студентам. И они своими силами там все разгребли. Может, все же расскажешь о них?
– Может, и расскажу. Но надо, чтоб они хотя бы год просуществовали, а то знаю я. Разгребли они вам все, отчистили, отдраили – а вы их потом пинком под зад, а помещение сдадите какому-нибудь ресторану. Ладно-ладно, не пыхти, я подумаю про ваш подвал. Но это по-любому не новогодний вариант. Местечковость какая-то. Ай, давайте умилимся – у Среднего камерного театра, про который мало кто помнит, появилась учебная