10 секунд. Элизабет Дэр
не приходилось этого человека.
– Ох, какая же ты сексуальная, когда пытаешься противостоять мне, – проворковал он. Тогда напряжённость как рукой сняло, в словах слышалась похоть и желание.
Я слишком хорошо знала этот взгляд, чтобы перепутать с чем-то. Брат играл со мной.
– Шлюх будешь снимать в своём вонючем баре, – плюнула я ему в лицо эти слова, и он остолбенел от шока. Моему братику никто никогда такого не говорил, ведь он настолько устрашающе выглядит, от чего казалось нереальным, что с ним вообще кто-то заговорит. – Сколько уже можно? Я вытерплю то, что ты приходишь поздно домой, что ты напиваешься в стельку, что ты приводишь сюда, в родительский дом, грязных баб и отжариваешь их так, что я уснуть не могу, не говоря о маме с папой. Всё это я переживу! Но не смей больше ко мне прикасаться, – на мои глаза навернулись слёзы, не знаю, что мной двигало, когда произносила эти слова, но высказав их после стольких месяцев, я почувствовала себя свободной. Я не побрякушка в его руках, а младшая сестра. Пусть усвоит это на всю свою жизнь.
Дэвид медленно поднялся и встал позади меня, открывая дверь. Тишина. Она словно была осязаемой. Я обернулась и увидела его лицо, эмоции которого противоречили всем законам логики. Ему было … больно? Никогда не видела, чтобы мой брат скрывал отчаяние, отразившееся на лице столь явно, что у меня защемило сердце. Мне не хотелось ранить его настолько, чтобы потом пришлось наблюдать эту кислую мину весь остаток дня.
– Дэвид, прости … – начало было я, но он меня перебил.
– Уходи. Просто выйди из комнаты.
Парень оставался холоден со мной, не обращал внимания и, скорее всего, что-то обдумывал в своей светлой головке, от чего мне стало неловко еще больше, поэтому я немедленно покинула комнату, спустившись к родителям, ни разу не оглянувшись. Может, хотя бы рядом с ними мне удастся прийти в себя.
Они сидели и разговаривали, не зная и не подозревая, что сейчас наверху произошло между их детьми. Родители лишь подозревали о загонах Дэвида, но из-за болезни позволяли ему слишком многое, чем следовало, закрывая глаза абсолютно на все, что он вытворял в этом доме. Возможно, меня это даже и задевало, ведь меня контролировали по самое «не хочу», будто пытались отыграться за все промахи с братом.
– Это что за одежда? – скептически спросил мой отец. Ну вот и началось «веселье».
Наполовину облысевший мужчина средних лет. Подтянутый и хорош собой, но слишком хмурый, чтобы заметить это. Последний раз его улыбку я видела, когда впервые пошла в среднюю школу. Тогда он выглядел таким молодым, таким счастливым и беззаботным, что мама чуть не расплакалась, а потом наша семья влезла в долги.
– Я не пойму, что не устраивает в этот раз? – я кипела от злости на своего старика. – Свитер слишком короткий, или джинсы через чур сильно обтягивают мои ноги? А может тебе понравится идея, если я закутаюсь в большущий балахон и буду ходить словно монашка? – в моей речи не было ни капли обиды