Неженка и Ветер. Елена Васильева
улицы. В нём, по рассказам бабушки, жил водяной. И если ясным солнечным днём долго-долго смотреть в чёрную бездну колодца, то можно увидеть звёзды. Только бабушка Рая ругалась, запрешала к колодцу и близко подходить.
– Утопните! – говорила она, – Как я вас оттудова доставать буду?
– Батько вернётся с работы и достанет, – наивно ответила Зоська.
Баба Рая ничего не ответила, только осуждающе покачала головой. Уж больно девка на свою лентяйку-мать похожа, как будто её копия! И сразу же вспоминала свою дочку Алю. Как же там она? Почти и дома-то не бывает. Алевтина работала поваром, и как только в начале февраля начинался сезон, уезжала на участки, и до поздней осени её не было дома. Можно сказать, что Ксюшка и матери-то своей толком не знает. А что делать? Деньги им нужны. Мужчин в доме нет. Вот и приходится Алечке по вахтам мыкаться.
Зато когда мама Аля приезжала, это был настоящий праздник. Она везла дочку в город, где покупала Ксюше обновки и всё, что хотела дочка. По вечерам она курила в открытую дверцу печки, пока бабушка Рая ходила к соседке, молоко относила. Ксюша садилась рядом с мамой на пол, смотрела, как огонь весело потрескивает в печке. А когда возвращалась бабушка, мама Аля закрывала дверку печки и прятала сигареты.
– Вот тридцатник скоро стукнет, – жаловалась Аля позже своей подруге Тёте Рите, – А всё от матери прячусь, когда покурить охота.
Тётя Рита хохотала в ответ и что-то отвечала маме Але. Ксюша не любила слушать их разговоры. Обычно они обсуждали каких-то парней, незнакомых Ксюше, употребляя в речи матерные слова. Ксюша убегала к Зосе, и больше всего боялась, что мама однажды привезёт ей нового папу.
Когда шёл дождь, и нечем было заняться, девчонки сидели дома и начинали ссориться, тогда мама Аля сердито их обрывала:
– Завтра сварю вам горохового супа, если не заткнётесь!
Девчонки притихали. Хуже горохового супа могла быть только гороховая каша.
Сначала пришлось продать рыжую любимицу Лушу. Бабушка Рая стала болеть, ей назначили какие-то таблетки, в состав которых входил бром. И у бабушки стала нарушаться память. Часто бывало, что она забывала подоить Лушу, и тогда корова протяжно и долго мычала, напоминая о себе.
– Иду, Лушечка! Иду, девонька, – ласково приговаривала бабушка и спешила в коровник.
Но потом и доить стало тяжело. Смирная Луша терпеливо подставляла свои рыжие бока, когда бабушка, охая, пыталась подняться с низкой лавочки. А когда уводили Лушу со двора, в коровьих глазах были слёзы.
Бабушка проплакала несколько дней.
– Не на бойню же, а другим хозяевам отдали, – пыталась утешить бабу Раю тётя Зося.
– Привыкла я к ней шибко, а как ей там-то у других хозяев будет? Она ж, умничка моя, понимает всё. А ж скучаю по ней, горемычной! Сколько лет вместе были!
– Да… да…, – вздыхала тётя Зося.
Затем уехала и сама тётя Зося. Закончился очередной сезон в артели, тётя