Проба на излом. Михаил Савеличев
в путь-дорогу!
– До свидания, Зима, здравствуй, Братск!
– Ребята, а где расположена станция Лето?
– Ха-ха, в Крыму, известно где!
И тут что-то заставляет впиться в окно, мутное и заляпанное, каким только и может быть окно в общем вагоне поезда здоровья. Но это не мешает разглядеть того, кто пристально смотрит внутрь, в плацкарт.
Иван!
Живой?!
Но что-то в нем, в его взгляде не совместимо с жизнью. Не бывает такого взгляда у живых. Так должны смотреть мертвые. Только мертвые.
Наверное опять сон… не замечаешь как засыпаешь… в последнее время снятся только плохие сны… где Дятлов убивает ребенка, и ничем не могу, а главное – не хочу помешать… они сидят на земле, она прижимает завернутое в одеяло дитя, а он… вытаскивает огромный черный пистолет… выстрел… выстрел, как тот, которым его… ведь тебя…
Рука Ивана дергается, будто на нитках, поднимается, нехотя-нехотя, качается из стороны в сторону. Последний привет с того света. И становится зябко, охватывает дрожь. Колотит. А проклятая фигура словно прилипла к окну. Будто там, снаружи, к вагону приделана подставка, на которой и стоит мертвец. И будет так стоять весь путь от станции Зима до станции Братск. Стоять и смотреть. И махать рукой.
И когда уже готовлюсь соскочить с уютных коленей и броситься прочь, через ноги, через людей, через рюкзаки, лыжи, палки, к Ивану подходят двое, зажимают по бокам и уводят.
Их не успеваю толком рассмотреть.
Куда девается электричество, когда его выключают? Куда девается жизнь, когда ее отнимают?
Часть третья. Нася
Стать человеком
Ночью забываю как он выглядит на самом деле.
Тишина наполняется дыханием – тяжелым и мощным, словно он и во сне совершает тяжелую, почти непосильную работу. В какой-то передаче какая-то женщина, ученый, интересно рассказывала о снах, о том, будто человеку необходимо спать, чтобы мозг обработал дневные впечатления, как ЭВМ, что стоит на ВЦ ОГАС Братска. Ряды огромных шкафов, столы с клавишами, связки проводов. Не личное воспоминание, конечно же, как могу оказаться там? Что там делать? Но привычный страх щелкает сердце – а вдруг? Вдруг по надобности Спецкомитета и товарища Дятлова лично?
Переворачиваюсь на бочок и подкладываю под щеку ладонь. Тусклый свет фонаря, разбавленный стеклом и занавеской, не дает рассмотреть подробности. На полу спит человек.
Человек ли?
Человек звучит слишком гордо.
Человеком еще нужно стать.
Кому нужно? Ему – нет.
Почему спасаю его? Почему предаю всё и всех? Спецкомитет. Дятлова. Товарищей. Сослуживцев. Может, именно потому, что это – пустая оболочка, возомнившая будто существует только потому, что мыслит? Где оно? Что оно? И вообще – чьи это мысли или всего лишь остаточная память тех, кто побывал внутри за все это время? И нет никакой Иванны, а есть затоптанная грязными сапожищами, заплеванная, замусоренная пустая комната, в которую входит всяк, кому не лень,