Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны. Вячеслав Недошивин
Аду Паратову и поэтессу Беллу Ахмадулину.
Могу представить, как сводила с ума его жен, а Ахмадулину особенно, педантичность уже зрелого Нагибина. Последняя жена его ленинградская переводчица Алла Григорьева напишет потом: «Вставал в 7, делал зарядку, в 8 спускался вниз (на даче), – и, пишет она, – на столе должен был стоять легкий завтрак: геркулесовая каша на воде, три штучки кураги, два расколотых грецких ореха и чашка кофе. Если это было готово в четверть девятого, он очень сердился. Если обед запаздывал – а обедал он в два часа, – рвал и метал. После обеда отдыхал и снова работал до семи-восьми. Потом закрывал дверь кабинета и включал музыку… И включал на такую громкость, что голоса Паваротти или Миреллы Френи разносились по всему поселку…»
После смерти писателя (1994) Алла скажет про своего бездетного мужа: «Я могла иметь от него детей. Но… после вторжения советских войск в Чехословакию… он сказал: "В этой стране я не хочу иметь детей". Он, – закончит она, – очень серьезно относился к продолжению рода…» Правда, в автобиографии для Пушкинского Дома, противореча себе, сам писатель подытожит: «Существует горделивая сентенция: "Если бы мне дано было начать жизнь сначала, я бы прожил ее точно так же". Не могу сказать этого о себе. Я считаю, что моя жизнь заслуживает одобрения лишь как черновик. Набело я прожил бы ее иначе…»
Впрочем, читайте его «Дневник»! Там все сказано о его «жизни-черновике».
25. Армянский пер., 11 (с. п., мем. доска), – с 1790 г. – дом капитана флота, кн. И. Гагарина (арх. М. Ф. Казаков). Ж. – с 1810 по 1829 г., в купленном у князей Гагариных доме – Иван Николаевич Тютчев, его жена – Екатерина Львовна Тютчева (урожд. Толстая) и шестеро детей их, в том числе семилетний Федор, будущий поэт и… дипломат.
Дипломат? Да, долгие годы работал в русском посольстве в Германии. Но мало кто помнит, что еще в Никоновской летописи упоминается его предок, «хитрый муж» Захар Тутчев, «которого Дмитрий Донской перед началом Куликовского побоища подсылал к Мамаю со множеством золота и двумя переводчиками для собрания нужных сведений».
Здесь же, в этом доме, наставником десятилетнего Федора стал поэт, критик и переводчик, будущий учитель Лермонтова, Семен Раич, который напишет о Тютчеве: «Необыкновенные дарования и страсть к просвещению милого воспитанника изумляли и утешали меня; года через три он уже был не учеником, а товарищем моим, – так быстро развивался его любознательный и восприимчивый ум!»
Дом Тютчевых был открытый, гостеприимный. Среди гостей бывал здесь друживший с отцом Федора поэт Василий Жуковский, бывал профессор словесности А. Ф. Мерзляков, братья Тургеневы. 28 октября 1817 г. Жуковский записал в дневнике: «Обедал у Тютчева. Вечер дома. Счастие не цель жизни». Именно о счастии заспорили здесь за ужином. Через 20 лет Тютчев напишет Жуковскому: «Не вы ли сказали где-то: в жизни много прекрасного и кроме счастия. В этом слове есть целая религия, целое откровение». И слово, и понятие «счастье», судя по всему, будоражило поэта всю жизнь. Четыре стихотворения Тютчева, от ранних до предсмертного,